Война

Я шел с матерью по густой луговой траве и что-то рассказывал ей. И вдруг увидел березку — тоненькую, тоненькую, дрожащую всеми своими молодыми листьями. И очень ясно услышал звонкое ее дыхание.

— Иди, отдохни, — сказала мать.

И я пошел, но не успел я сделать и шага, как кто-то схватил меня за руку.

— Выходи, выходи в атаку, в атаку… — неслось по окопу.

Солдаты, карабкаясь по навесу, бревнам, лезли из окопов.

Что же это такое?.. Началось. А где же артиллерия? Почему молчат наши пушки?

Приглушенный свист пронесся по окопу.

— За мной! — услышал я голос взводного.

Сотни людей нашей роты оторвались от оставшихся позади нас солдат. Подался и я вместе с ними.

Стоявшая в окопах позади нас цепь отделилась и торопливо полезла вслед за нами из окопа.

По ходам сообщения текли все новые и новые цепи особцев. Они без суеты, спокойно занимали окоп и ждали команды, чтобы ринуться вслед за нами.

Очутившись за бруствером окопа, я, по примеру других, кувырнулся сразу на снег. И, прежде чем ползти к «Пулеметной горке», огляделся.

Все кругом было; черно. А там, дальше, в сотне шагов от окопов сверкал, цвел, переливался всеми цветами радуги колкий снег.

Но вот застывшая чернота пришла в движение и поползла к немецким окопам. Десятки тысяч бойцов, выбравшись из окопов, залегли, скрыв от моих глаз снег.

«Пулеметная горка» была утыкана редкими деревцами и походила на огромный пасхальный кулич.

— Передайте по цепи, сейчас будет атака… передайте по цепи, сейчас будет атака… — зашипело вокруг меня. Это по цепям передавалось приказание командира полка.

Не успел я передать первое приказание, как уже по цепи катилось другое:

— Приготовиться. «Ура» не кричать. Приготовиться. «Ура» не кричать…

И немного погодя:

— Вставай! Поднимайся! Живее! — снова затряслось вокруг меня.

Я бросился вместе с солдатами особой дивизии к «Пулеметной горке». Кругом меня все бежало. Бежали люди, бежали кусты, деревья, даже кочки, казалось, не отставали от нас.

Но почему же молчит горка? Спят немцы, что ли? Пусть бы они подольше молчали…

Страшный взрыв потряс все кругом. Молчаливая горка вдруг вздрогнула и выбросила в нашу сторону столбы огня, дыма. Горка колотилась словно припадочная. От свиста пуль, от выстрелов звенело в ушах, а мы все молча бежали вперед, к дымившейся горке.

Было так холодно, что мои руки примерзли к заиндевевшей винтовке. Тогда я взял винтовку подмышку, засунул руки в рукава и побежал за товарищами к проволочным заграждениям, к горке, которую в этот момент вряд ли кто-нибудь стал бы сравнивать с пасхальным куличом или тем более с просфорой. Теперь она показалась зловеще большой.

Одна мысль владела в этот момент мною: только бы уцелеть, только бы добежать до горки, только бы остаться целым. Только бы жить, жить, жить…

Вокруг меня падали товарищи. Бежит, бежит боец, а потом вдруг, словно озоруя, возьмет и сделает коленце. Другие падали, не сгибая колен. Третьи, прежде чем упасть, вертелись волчком.

Но больше всего падало с поклонами. Бежит, бежит боец и вдруг низко, низко, до земли, поклонится немецким окопам.

Вместо упавших сейчас же вырастали новые солдаты. Пробежав несколько шагов, эти другие, во всем копируя товарищей, тоже падали. Мы наскочили на что-то холодное и острое. Немецкая колючая проволока. Но что с ней делать?

— Ножницами, ножницами. Режьте, сукины дети, ножницами… — услышал я.

У каждого из нас висели ножницы у пояса, но, добежав до проволоки, мы не знали, что с ней делать.

— Ну, что стоите? Режьте!

Бросив винтовку, я стал резать проволоку и обрадовался. Закоченевшие руки вдруг так ловко заработали, будто не было мороза и холода.

И (уже не мороз Допекал нас, а жара. Хотелось сбросить шинель, фуражку и остаться в одной гимнастерке.

Скоро широкий проход, похожий на ворота, открылся перед нами. Мы хлынули в него с криками «ура». Но, пробежав несколько шагов, натолкнулись на новый ряд проволочных заграждений. Тут мы вспомнили, что вокруг «Пулеметной горки» восемнадцать рядов проволочных заграждений. Через некоторые из них пропущен электрический ток. Значит, нам еще изрядно придется поработать ножницами, прежде чем мы доберемся до окопов, цементных бойниц, бетонных блиндажей и спрятанных в горе пулеметных гнезд.

— Братцы, братцы, еще один рядик, один. Прогрызем его, и горка наша. Покажем немцам кузькину мать…

Кто этот смешной златоуст?

Разгоряченные солдаты, которым надоело возиться с проволокой, снимали шинели, бросали их на заграждения и лезли к горке.

Сбросив шинель, я тоже полез вперед.

26 декабря 1916 года командующий 12-й армией генерал Радко-Дмитриев верноподданнейше доносил царю:

«Ваше величество, «Пулеметная горка» снова стала русской».

Северный Верден пал, но от 4-й особой дивизии осталось не больше двух полков.

Пятнадцать тысяч убитых так густо устлали подступы к горке, что из-за серых шинелей, как и во время ночной атаки, не видно было снега.

Две недели полковые и дивизионные обозы возили трупы бездыханных красавцев, от одного взгляда которых, по мнению генералов, прекрасные француженки должны были бы таять, как брошенный в огонь воск.