Война

Сняв часового, мы вошли в землянку командира полка. Подполковник Салтыков сидел в глубоком кресле, опустив голову на стол. В землянке полумрак. Чабан попытался разбудить спящего командира.

— Господин подполковник.

Ответа не последовало.

— Господин подполковник, именем народа, — уже громче проговорил Чабан.

Командир полка не отозвался. На столе лежали наган, карта, походная сумка, планшет и исписанный лист бумаги.

— Ребята, да ведь он застрелился!

Мы забрали телеграммы, оружие, карты, разбросанные приказы.

В полковом комитете нас встретила новая неожиданность. Командира роты связи капитана Мельникова должен был привести для присяги кашевар Ахмет, но он вернулся ни с чем. Капитан Мельников заперся в своей землянке и никого не впускал.

— Глебов, Чабан, придется вам сходить за своим цветочным капитаном. Может быть, он вас послушает…

Окружив землянку, мы стукнули в дверь. Тихо. Тогда мы сильнее застучали в дверь прикладами. Капитан Мельников не отзывался.

— А может быть его, ребята, давно и нет здесь?

— Утек, утек, шайтан, — бесновался Ахмет и Дубасил каблуками тяжелых сапог в дверь землянки.

Но скрыться капитан не мог. Дверь была закрыта изнутри.

Нужно было вышибать дверь. Мы достали бревно, и после трех сильных ударов вход в землянку был открыт.

Первым в землянку вбежал Ахмет. Мы стояли с наганами у входа.

— Ай, сука, ай, поганый человек, ай, что наделал!. — крикнул Ахмет из землянки.

— Что случилось?

— Большой несчастье случился… Ай, сука, поганый… Горшка портил… цветы портил… добро разорял, все портил…

Чабан зажег лампу и осветил просторную землянку.

Капитан Мельников любил цветы. От своей страсти он не мог отказаться даже на позиции. За долгие месяцы стоянки полка он развел в своей просторной и светлой землянке настоящую оранжерею.

И вот горшки, ящики с цветами свалены на пол в одну кучу. Светло-розовые астры, желтый могучий бархатец, веселый и душистый мак, бледно-голубые благородные левкои, полевые васильки, глазастая ромашка и пахучая герань затоптаны неистовыми офицерскими каблуками.

Ахмет опустился на колени и, осторожно вытаскивая цветы из груды глиняных черепков, чуть не плача, причитал:

— Большой сука ты, капитан. Причем тут цвет, капитан? Ай-ай, нехорошо! Ай, нехорошо, капитан…

Чабан сердито толкнул Ахмета…

— Брось выть, Ахмет! Хватит! Что ты… Мы свои цветы разведем, лучше Капитановских…

За завешанной портьерой мы обнаружили небольшую дверь. У командира нашей роты землянка была из двух комнат: в одной комнате жил командир роты, в другой, темной, находился денщик. О существовании третьей комнаты мы и не подозревали.

Чабан навалился на дверь. Раздался выстрел. Мы с руганью отскочили и прижались к стене.

— Капитан Мельников, именем народа, сдавайтесь.

Три выстрела были ответом на наши слова.

— Что делать с цветочником?

Гуськом мы выползли из землянки. В дверях Чабан вынул гранату и швырнул ее в землянку…

Тоскливо было у нас на душе, когда все радиостанций, точно сговорясь, молчали, и полк за весь день не получил ни одной депеши. Но в ночь с 25 на 26 октября все радиостанции вдруг заговорили. Никогда, наверное, по эфиру, по телеграфным проводам не передавалось столько воззваний, призывов, приказов, декретов, просьб и распоряжений, как в Октябрьские дни.

И кто только не посылал в эти дни на фронт телеграмм! Их посылали Керенский, Временное правительство, отдельные путешествовавшие министры, посылали фронт и ставка верховного главнокомандующего. Нас засыпали телеграммами многочисленные буржуазные партии, эсеры, меньшевики, меньшевики-бундовцы, плехановцы, общественные организации и далее частные лица. Телеграмм было так много, что мы не успевали их прочитывать.

Все, кто посылал на фронт телеграммы, грозили, молили, приказывали, разъясняли и требовали, чтобы армия сохраняла спокойствие и подчинялась только Временному правительству и Керенскому. И все они уверяли, что бунт в Петрограде, не встретив поддержки в народе, подавлен, Ленин и Сталин бежали за границу, а верные правительству войска наводят порядок в столице.

Проходило немного времени, и то же радио приносило другие вести — радостные и обнадеживающие. То были телеграммы Военно-революционного комитета, Совета народных комиссаров. Из телеграмм мы узнали, что Временное правительство давно арестовано, Керенский бежал и объявлен вне закона. Петроград — в руках верных советскому правительству войск.

А затем шли новые телеграммы, которые утверждали обратное.

Без устали звонил телефон, передавая одну телефонограмму за другой. Меньшевистский армейский комитет не жалел ординарцев, рассылая грозные приказы погибающего Временного правительства, сопровождая их решительными приписками: «к немедленному и срочному исполнению», «к срочному проведению в жизнь».

Особенно донимал Керенский. Он никогда не отличался скупостью в словах, в дни же Октября он буквально извел нас своими грозными посланиями, отправляя их то за подписью верховного главнокомандующего, то как председатель совета министров, то просто за подписью «А. Ф. Керенский».