Война

Я прыгнул в траншею, Хартенштейн и Лёйшель — вплотную за мной. До часового оставалось, верно, шагов пятнадцать. Мы побежали.

Впереди какой-то шум.

Сзади выстрел.

Место часового пусто. Валяется ручная граната. Часовой убежал. Этот проклятый смех!

Мы выбрались из траншеи на левую сторону.

Сзади, почти одновременно, два выстрела.

Мы побежали к заграждению.

Слева два выстрела!

Через проволоку!

Позади меня жалобный шепот.

Я пробрался сквозь заграждение и присел.

Выстрел!

Подошли остальные. Вверх взмыла ракета.

Мы кинулись на землю. Несколько выстрелов — мимо. Они нас, похоже, не видели.

Снова ракета. Еще два выстрела и громкие, торопливые голоса. Мы еще не были вне опасности. Они могли отрезать нам путь у переднего препятствия. Но для нас это было бы даже лучше. Тогда мы всемером могли бы пробиться сквозь них в направлении наших окопов.

Ракеты погасли. Мы ползли к первому проволочному заграждению. Кто-то подполз ко мне:

— Леше ранен в ногу.

— Он может идти?

— Да.

Беспрепятственно пробрались сквозь переднее заграждение и пошли дальше во весь рост. Леше прихрамывал. Только тут я по-настоящему почувствовал, что совсем замерз.

— Больше не пойду в дозор с такими молодыми парнями, никакой выдержки! — проворчал Хартенштейн.

Перед нашей передней траншеей стоял Трепте.

— Не вышло?

— Нет. И один ранен… Идите по своим блиндажам. Мне надо к господину старшему лейтенанту.

Лёсберг спал, его разбудили. Я доложил.

— Это была последняя надежда, — сказал он. — Ничего не поделаешь. Завтра нас сменят.

IX

Вечером следующего дня нас сменили для отправки в лагерь. Я испытывал страшную усталость.

Наутро мы построились перед бараками, готовые к походу. Участники последнего крупного дозора, окончившегося неудачей, еще не вернулись из Минекура, где были собраны после этой операции.

— Невероятно! — сказал Лёсберг. — Уже полчаса, как они должны быть здесь!.. Но когда им кто-то больше не нужен, они просто оставляют его на произвол судьбы! Фельдфебель, вы велели сказать, что я не желаю видеть лейтенанта Линднера?

— Так точно, господин старший лейтенант.

Лёсберг уже давно произнес перед нами свою прощальную речь. Мы стояли и ждали людей из дозора. Трава между соснами была истоптана. Следы от повозок и сапог замерзли рельефными отпечатками.

Из-за края леса появился Зенгер — воротник расстегнут, винтовка висит за спиной слишком низко. Показались и остальные. Тащились как попало, вразброд. У одного каска на голове, у другого — в руках.

Такими я своих людей еще не видел. Это делалось умышленно.

— Почему ваши команды подходят в таком беспорядке, когда ваш командир роты намерен проститься с вами, унтер-офицер Зенгер?

Зенгер дал команду остановиться и построил людей.

— Один еще держит каску в руке, унтер-офицер Зенгер!

— Дозор Линднера без лейтенанта Линднера явился! — доложил Зенгер.

Лёсберг молча смотрел на него.

— Я вызвал вас сюда, — дрожа от бешенства, закричал вдруг Лёсберг, — чтобы проститься с вами! Я рассчитывал, что вы появитесь так, как я вас учил! — Тут он взял себя наконец в руки. — Я знаю, что вы-то во всяком случае неповинны в неудаче. Хорошему командиру удается все! От бравого солдата можно требовать невозможного, от труса — ничего! Ваш командир, которого сейчас здесь нет, оказался непригодным к делу, иначе сегодня были бы пленные, награды и слава. Трусость свела все на нет.

Лёсберг ускакал. В роте заговорили.

— Да, — услышал я чей-то молодой голос, — это вина лейтенанта Линднера.

— Заткнись, если ничего не смыслишь, — сказал Зенгер. — Кто это трус? Кто улизнул перед наступлением?

— Тихо! — скомандовал фельдфебель. — Рота, смирно!

Он отрапортовал командиру батальона, который прискакал верхом вместе с Ламмом.

— Где господин старший лейтенант Лёсберг?

— Только что ускакал, господин майор.

— Вы передали ему, что я хотел с ним здесь проститься?

— Так точно, господин майор, и даже вот только что еще раз напомнил господину лейтенанту об этом.

Майор обернулся к Ламму, что-то тихо сказал ему, повернул лошадь и, сжав губы, ускакал.

— Третья рота! — крикнул Ламм. — Я снова принимаю команду! Думаю, что вы также рады этому, как и я!

Мы двинулись. Люди обрадовались, услыхав, что Ламм снова их ротный. Через несколько часов марша мы прибыли на станцию, где нас должны были погрузить в эшелон.

Ламм отвел меня в сторону и хотел что-то сказать, но тут к нам быстро подошел Линднер.

— Извините, — сказал он Ламму. — Можно мне поговорить с Ренном? Это правда, что старший лейтенант назвал меня трусом?

— Правда.

— Что я должен делать?

— Поговорите, господин лейтенант, с нашим новым командиром роты.

Линднер обратился к Ламму. Они вместе пошли к майору. Ламм вернулся. Он был задумчив. Теперь он, верно, понял, почему я так невзлюбил Лёсберга.

Подошел поезд, и мы погрузились в вагоны.

Мартовское наступление 1918 года

I