Война

В каюте Мак-Грата, как всегда, царил потрясающий, прямо-таки идеальный немецкий орднунг (порядок). Вот только сегодня Том не отпустил ни одну из традиционных шуток по этому поводу. Майкл сразу это заметил и тут же, без долгих разговоров вытащил из тумбочки стаканы и бутылку «Джек Дэниэлса».

– Выпьем, – разлив на полпальца, предложил он. И был очень удивлен, когда Толик, отобрав у него бутылку, долил себе стакан под ободок.

– Будем! – предложил он.

Майкл, забыв про свою порцию, проводил удивленным взглядом исчезающий в горле Томпсона напиток. И лишь когда тот со стуком поставил стакан точно в углубление на столике, спохватившись, в два глотка добил свой, даже забыв добавить воды. Естественно, закашлялся.

– Ну, ты престидижитатор, Томми, – покачал он головой, одновременно стараясь восстановить дыхание. – Не ожидал. Можешь…

– Не просто можешь. А «мы можем это!»[39], – пошутил Том, чувствуя, как изнутри поднимается теплая, смывающая сплин волна.

– Не, все равно не понимаю, с чего ты так расстроился? Такое награждение… я бы радовался, а ты словно на похороны собрался, – разливая по второй порции и одновременно доставая откуда-то из-под стола несколько бананов, заметил Майкл.

– Какое, черт тебя побери, награждение? – непритворно удивился Том, принимая стакан.

– Твое, – удивленно глядя на Томпсона, ответил радист. – Ты что, не знаешь еще? – и рассказал о полученной радиограмме. Потом, под постепенно «испарявшееся» из бутылки виски долго объяснял поплывшему от первой дозы Тому, какой тот герой и как им гордится он – ирландец Майкл Мак-Грат, потомок одного из лучших стрелков ирландской бригады Мигера.

Наутро Том-Толик проснулся не в самом лучшем состоянии. Похмелье, наложенное на отложенную меланхолию и сплин – тяжелейшая штука, хуже любого тяжелого ранения. Спасала только армейская привычка делать дела, несмотря на настроение. «Шоу маст гоу он, черт побери! – вновь припомнив о награде, выругался он про себя. – Что теперь делать? Родственники наверняка появятся, да и мафиози уже ножики точат. Не думаю, что они сразу полезут, но едва шумиха поутихнет – очередной наезд надо ждать… надо ж дать… вопрос, кому и сколько… Может, действительно отдать часть? Не, таким только пальчик дай – всю руку откусят. Отберут и прихлопнут, как муху. А уж пакет акций – ни за что не отдам. Продадут за гроши, они же о перспективах фирмы не подозревают. Черт побери, и что делать? Кстати, а где мой браунинг?» – вспомнил о незаслуженно забытом трофее «гангстерской войны» Том. И сразу же решил узнать, где же его вещи. Оказалось, к непритворному удивлению, что все его личные вещи и пистолет плывут вместе с ним на корабле, в каптерке. Зато доработанный карабин остался в части как штатное оружие. Но Том был рад уже тому, что привычный браунинг занял место в кобуре на поясе. К тому же он еще раз убедился, что при всяких расстройствах хорошо успокаивает нервы разборка и чистка оружия. А расстраиваться было от чего – просочившиеся в народ сведения о награждении вызвали нездоровый ажиотаж среди персонала плавучей больницы и ходячих раненых. Поэтому желающих пообщаться с новоиспеченным героем было намного больше, чем хотелось бы Тому. Да и бесцеремонность большинства из них ему не очень нравилась. Пришлось двое оставшихся до прибытия в порт суток просидеть в каюте, что, вместе с перечисленными проблемами (родственники, мафия, журналисты), отнюдь не способствовало хорошему настроению.

Повезло еще в том, что судно прибыло не в Нью-Йорк или другой знаменитый крупный порт (большинство из которых с трудом справлялось с перевалкой грузов для армии и ленд-лиза), а в Честер. Небольшой поселок, железнодорожный узел и достаточно обширный порт, в котором стояло довольно много судов. Война и вызванный ею рост перевозок привели к новому расцвету города, но видно было, что ажиотаж держится только за счет военных грузов. Впрочем, Томпсону такая ситуация была на руку, позволяя избежать встречи с репортерами. Выгрузившись с парохода, он сразу заскочил в штаб, и местный писарь, получив небольшой сувенир в виде итальянского окопного ножа, быстро выписал ему документы до Вашингтона. Вместе с взводом местных солдат, ехавших на какую-то базу в этом же штате, Том пробрался в вагон поезда и, облегченно вздохнув, устроился вместе с четверкой пехотинцев – выходцев из Мэна, в купе.