Война

– Ах ты ни на что не годный сукин сын! Ах ты трусливый ублюдок! Ты – позор для армии и немедленно отправишься на передовую драться, хотя это слишком хорошо для тебя. Тебя следовало бы поставить к стенке и расстрелять, хотя и это тоже слишком хорошо для тебя. Я сейчас сам пристрелю тебя, будь ты проклят!

Сказав это, Паттон потянулся за револьвером, выхватил его из кобуры и принялся размахивать перед носом Беннетта. Ударив Беннетта наотмашь по лицу, Паттон приказал явившемуся на шум начальнику госпиталя полковнику Карриеру:

– Я требую, чтобы вы немедленно убрали отсюда этого типа. Я не хочу, чтобы остальные ребята, которые сражались, не жалея жизни, сидели тут вместе с ним и видели, как с ним нянькаются.

Паттон уже стоял у выхода, когда повернулся и заметил, что Беннетт сидит на краю койки и плачет. Быстро вернувшись, он ударил Беннетта с такой силой, что каска слетела у того с головы и выкатилась наружу. К этому моменту в палатку, привлеченные шумом, сбежались сестры и санитары, с ними и Том. Они видели эту вторую оплеуху.

Заметив развоевавшегося дебошира, Толик не выдержал и, подскочив, свалил его с ног, заломив руку «на прием».

– Отпусти, ублюдок! – заорал недовольно Паттон.

– Простите, сэр, но вы ведете себя не по-джентльменски, – неожиданно даже для себя хладнокровно, словно во время разборок со шпаной, ответил Толик-Том. – Драться с больными, да еще с оружием… – Он ловко выдернул и отбросил к ногам Карриера оба револьвера, после чего отпустил ругающегося, словно ковбой на перегоне скота, генерала.

– Кто такой?! – потирая ноющую руку, заорал генерал.

– Сержант Томпсон, сэр! – попытавшись вытянуться, но тут же скривившись от боли и присев на койку, ответил Том.

– Томпсон? Хм… – Генерал явно смутился, словно что-то припомнив. – Здорово дерешься, парень. С немцами также не церемонишься?

– Им хуже, сэр! – хладнокровно улыбнулся Том, стараясь не показывать навалившуюся слабость и боль в ранах. – Они же меня наказать не могут, сэр!

– Молодец, сержант, – невольно усмехнулся в ответ Паттон. – Но следующий раз будь осторожнее. И не защищай трусливых сачков.

И сразу вышел, вместе с полковником Карриером.

– Я ничего не могу с собой поделать, – громко признался он Карриеру – так громко, что слышал, наверное, весь госпиталь, – у меня кровь закипает в жилах, когда я вижу, как тут нянчатся с проклятыми сачками.

Садясь в машину, Паттон повторил Карриеру:

– Я не шутил насчет того, что надо убрать отсюда этих трусов. Мне не нужно, чтобы трусливые ублюдки отсиживались в госпиталях. Их, наверное, придется все-таки когда-нибудь ставить к стенке, или мы разведем целые стаи мерзавцев. А сержанта не наказывайте. Настоящий американский герой.

Журналисты, бывшие в это время в госпитале, посоветовавшись, решили не упоминать о произошедшем в газетах. Однако врачи госпиталя использовали свои собственные связи в командовании, и новость дошла до Эйзенхауэра.

Скандал разгорался, но для Тома, к его удивлению, всё обошлось без последствий.

А за много тысяч километров от Сицилии, по советской Средней Азии путешествовал вице-президент США Уоллес. В этот день он как раз посетил только недавно отстроенный авиазавод.

«Паккард» неспешно катил по дороге. Сидящий на переднем сиденье, рядом с водителем, начальник охраны Джим Олсоп разглядывал окрестности. Водитель, заметив в зеркале заднего вида, что перегородка, отделяющая пассажирское сиденье, закрыта, пошутил:

– Что, босс, старушку ищешь? – и оба они негромко засмеялись, вспоминая…

Выехав из ворот завода, Уоллес вдруг попросил остановить машину: сразу за проходной раскинулись огороды, на которых сажали картошку. Старуха в старой плюшевой кофте, разбитых кирзовых сапогах копала лопатой землю. Она была одна на этом большом поле. Уоллес подошел к ней и, вежливо поздоровавшись, спросил:

– Что ж вы одна, бабушка? Почему никто не помогает?

Старуха удивленно посмотрела на него.

– Да ты что, мил человек, с луны свалился? Все уже посадили, а я малость прихворнула… А помогать-то некому. Людям в заводе работать надо, а картошечку я как-нибудь сама, чай, не помру.

– А муж, дети у вас есть?

– Старика-то я схоронила, а сынков двое, на фронте. Где ж им еще быть… Вот ты, мил человек, по виду начальник, скажи, скоро ль мериканцы второй фронт откроют? Талдычат, талдычат, а сами ни с места. Глядишь, и детки мои вернутся быстрее.

Вряд ли Уоллес знал значение русского слова «талдычат», но смысл его понял. Он повернулся и подозвал Олсопа. Тихо, чтобы не слышала старуха, что-то сказал ему. Тот подошел к своим офицерам и пригласил их сесть в машину. Заводские ворота открылись. Минут через десять машина вернулась, и офицеры вытащили из нее лопаты. Уоллес, ни слова не говоря, взял одну и стал копать бабкин огород. Что было делать остальным? Они тоже взялись за лопаты[38]…

– Нет, сейчас задерживаться не будем, – отсмеявшись, ответил охранник. – Тебе что, не довели?

– Довели, что едем на аэродром, – усмехнулся шофер. – А там опять другую машину дадут.

– Скорее отдыхать отправят, – ответил охранник. – В Москву летим, на встречу с Дядюшкой Джо.