Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах

Что было бы тогда с отрезанными от своих тылов русскими армиями, можно лишь догадываться.

Глава пятая Углубление конфликта между Барклаем и Багратионом

Руднинские маневры Барклая не нашли понимания ни у современников, ни у историков.

Например, историк Е. В. Тарле дал им следующую оценку:

«Армия бесполезно „дергалась“ то в Рудню, то из Рудни».

Тем не менее, оставив за скобками вопрос о том, кто был истинным инициатором этого «дерганья», отметим, что и тут Михаил Богданович оказался на высоте. Предпринимая против собственной воли движение к Рудне, он искал всякого благовидного случая «приостановить его и обратиться к прежнему способу действий, которого необходимость впоследствии оказалась на самом опыте».

А что же князь Багратион? А вот он не стал утомлять себя каким-то анализом ситуации, а открыто обвинил Барклая де Толли в измене.

Столкновения среди генералитета – ситуация обычная.

...

Историк В. М. Безотосный:

«По опыту предшествующих войн редко какая кампания обходилась без личных стычек и мелочных обид на коллег среди военачальников. Ничего удивительного в этом не было – в любые времена и во всех странах генеральская среда всегда отличалась повышенной профессиональной конкуренцией и столкновением честолюбий. Борьба в недрах генералитета в 1812 году велась в нескольких плоскостях и в разных направлениях. Она затрагивала многие аспекты, а в зависимости от ситуации и актуальности возникающих проблем видоизменялась и принимала самые разные формы. На клубок профессиональных, возрастных, социальных и национальных противоречий накладывал заметный отпечаток груз личных претензий и неудовольствий генералов друг другом. Обычные служебные столкновения в военной среде в мирное время в стрессовый период боевых действий чрезмерно накалялись и искали выход, что и приводило к формированию группировок недовольных генералов».

Почему же князь Багратион заговорил об измене Барклая?

Дело в том, что его казаки захватили под Инковым бумаги французского генерала Себастьяни, а в них был найден приказ маршала Мюрата, в котором сообщалось о намерении русских направить свои главные силы к Рудне и предписывалось генералу отойти назад. В штабе Багратиона не могли понять, каким образом французы смогли добыть столь точные сведения, и стали подозревать в измене вообще всех иностранцев, а в особенности полковника Людвига фон Вольцогена, дежурного штаб-офицера при Барклае де Толли. На самом деле, как потом выяснилось, причиной утечки важной иформации стал один из русских офицеров, имевший неосторожность предупредить о наступлении свою мать, жившую в имении возле Рудни. У нее тогда квартировал Мюрат, и к нему случайно попала эта записка.

Но горячий по натуре князь Багратион, видевший во всем злой умысел иностранцев, уже успел написать графу Аракчееву, что быть с Барклаем он никак не может. Более того, он стал просить о переводе из 2-й Западной армии, «куда угодно, хотя полком командовать в Молдавию или на Кавказ».

И по какой же причине? Да потому, что, согласно Багратиону, вся главная квартира была «немцами наполнена так, что русскому жить невозможно, да и толку никакого нет».

Удивительно, но князь Багратион искренне считал себя русским, а Барклая – немцем. И это тем более удивительно, что Михаил Богданович немцем не был по определению (его дед стал российским подданным аж в 1710 году). А вот дед князя Багратиона (царевич Исаак-бек) переехал из Грузии в Россию лишь в 1759 году, а отец, родившийся в Персии, – еще на шесть лет позже…

Конечно, нелепо сейчас рассуждать на тему, кто был более русским – Барклай или Багратион. Это глупо и неконструктивно. Но дело тут даже не в этом; просто ничто не дает права одному заслуженному генералу столь откровенно грубо отзываться о другом заслуженном генерале.

...