Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах

Историк С. П. Мельгунов:

«Могла ли при таких условиях армия, не понимавшая действия главнокомандующего, верить в его авторитет, сохранять к нему уважение и любовь? Игру вели на фамилии, на „естественном предубеждении“ к иностранцу во время войны с Наполеоном. Любопытную и характерную подробность сообщает в своих воспоминаниях Жиркевич: он лично слышал, как великий князь Константин Павлович, подъехав к его бригаде, в присутствии многих смолян утешал и поднимал дух войска такими словами: „Что делать, друзья! Мы не виноваты… Не русская кровь течет в том, кто нами командует… А мы и болеем, но должны слушать его. У меня не менее вашего сердце надрывается…“

Какой действительно трагизм! Полководец „с самым благородным, независимым характером, геройски храбрый, благодушный и в высшей степени честный и бескорыстный“ (так характеризует Барклая декабрист Фонвизин), человек, беззаветно служивший Родине и, быть может, спасший ее „искусным отступлением, в котором сберег армию“, вождь, как никто, заботившийся о нуждах солдат, не только не был любим армией, но постоянно заподозревался в самых низких действиях. И кто же виноват в этой вопиющей неблагодарности? Дикость черни, на которую указывает Пушкин, или те, кто сознательно или бессознательно внушал ей нелюбовь к спасавшему народ вождю?»

В связи с этим биограф Барклая де Толли С. Ю. Нечаев задается вопросом:

«Если вернуться к событиям перед Смоленском, что было полезнее для той же России — шапкозакидательские настроения бурлящего необузданной энергией князя Багратиона или холодный расчет гиперответственного за порученное ему дело Барклая де Толли?»

Как бы то ни было, историк Н. А. Троицкий уверен, что «стратегическая интуиция и осмотрительность Барклая, побудившие его не удаляться от Смоленска больше чем на три перехода и выставить наблюдательный отряд к Красному, оказали на последующий ход событий важное и выгодное для России влияние».

* * *

К сожалению, как пишет историк С. П. Мельгунов, «не Барклай сделался народным героем 1812 года. Не ему, окруженному клеветой, достались победные лавры… А между тем он лучше всех понимал положение вещей, он предусмотрел спасительный план кампании, он твердо осуществлял его, пока был в силах, несмотря на злобные мнения вокруг».

В «Офицерских записках» ординарца князя Багратиона Н. Б. Голицына есть такие слова о своем начальнике:

«Самоотвержение, с каковым он подчинился младшему его по службе генералу Барклаю, доказывает, что он умел заглушить чувства самолюбия, когда дело шло о спасении Отечества и повиновении воле своего государя. И в этом случае не суетное тщеславие руководило им: он уже был осыпан всеми знаками отличия и почестями, которые можно было желать в столь высоком сане; но он поступил, как истинный сын Отечества, и последовал чувству отвержения, которое во времена тяжкого испытания, как тогдашние, облегчает всякое пожертвование».

С одной стороны, ничего себе — «подчинился»! С другой стороны, мы в очередной раз возвращаемся к вопросу о старшинстве двух генералов.