Война. 1941—1945

Еще страшнее жизнь европейцев, выкорчеванных немцами. Полмиллиона французских рабов уже умерли в Германии, 2 миллиона ожидают смерти. «Мы живем в страшном бараке среди кала и вшей. Нас кормят похлебкой из картофельной кожуры. Нас бьют палками по спине», — рассказывает француз, убежавший из Германии («Ле Докюман», март 1943 г.). Недавно немецкая газета «Данцигер форпостен» сообщила, что два серба были приговорены к тюрьме за «варварский поступок»: они съели котенка, принадлежавшего жительнице Данцига.

Европа заполнилась беспризорными. Корреспондент «Националь цейтунг» пишет, что во Франции ему приходилось встречать «толпы одичавших детей, которые с криком убегают при приближении к ним человека». В Париже в госпитале Сальпетриер находятся 286 девочек в возрасте от 9 до 14 лет, больных сифилисом. В Марселе были арестованы два мальчика, один восьми лет, другой одиннадцати, обвиняемые в ряде убийств. В Сербии беспризорные дети бродят группами по двадцать — тридцать. В Греции среди беспризорных детей отмечены случаи людоедства.

Нужно ли говорить о культурном одичании? Школы и университеты либо закрыты, либо обращены в рассадники гитлеровского невежества. В газете «Марсейез» описывается лекция «профессора» «Коллеж де Франс»: «Он долго объяснял, что неясно очерченный подбородок и волнистая линия овала свидетельствуют о нечистоте расы». Это происходит в тех самых аудиториях, где читали лекции математик Пуанкаре, физик Перрен, физик Ланжевен. Газета «Депеш де Тулуз» с грустью отмечает: «Среди юношей, сдавших выпускные экзамены, отмечена небывалая малограмотность». Книжный фонд чешских библиотек после гитлеровских «чисток» понизился на 70 процентов. Мне удалось повидать некоторые книги, изданные во Франции при немецкой оккупации. Я не стану говорить об идеях: даже книги, посвященные философии, полны скотоводческого пафоса, который обязателен в «нео-Европе». Я говорю о другом: эти книги написаны дикарями. Во Франции каждый школьник умел хорошо выражать свою мысль. Теперь во Франции даже «писатели» не умеют сказать того, что хотят. Тысяча дней — немалый срок. За тысячу дней можно многому научиться, можно и многому разучиться. Живя с волками, Европа разучивается говорить, она переходит на волчий вой.

Институт заложников, зрелище казней и пыток деформируют души слабых. Дети видят виселицы. Подросткам говорят: «Если ты выдашь отца, то получишь банку консервов и бутылку вина. Если ты скроешь отца, мы тебя поведем в гестапо, а там умеют загонять булавки под ногти». Террор деформирует людей. Некоторые становятся трусливыми. Некоторые патологически жестокими. Исчезают нормы поведения, колеблются основы любого общежития. Европа становится открытой для инфекции, для распада тканей, для анархии.

Европа не хочет умирать. Сражаются, обливаясь кровью, партизаны Франции и Югославии. Еще много непораженных клеток. Красные шарики борются с белокровием. Наследие веков, прекрасное прошлое Европы сопротивляется коричневой чуме. Можно спасти Европу. Но время не терпит. Наивно думать, что народы, выдержавшие тысячу дней, выдержат и другую тысячу. Этой весной перед защитниками жизни и культуры, перед всеми народами, воюющими против фашистской смерти, встает грозное слово: время!

Никто не сомневается в конечной победе антигитлеровской коалиции. Сталинград был блистательным началом. Красная Армия и поддерживающая ее страна показали духовную силу, решимость. Мы знаем, что вместе с союзниками мы нанесем последний удар гитлеровской военной машине. Но спящую красавицу нужно освободить до того, как она станет мертвой красавицей, — я говорю о плененной фашизмом Европе. Мало победить, нужно сохранить те живые силы, которые позволят виноградарям Бургундии снова насадить лозы, рыбакам Норвегии снова раскинуть сети, каменщикам Европы снова отстроить города и ученым донести до нового поколения полупогасший факел познания. Горькой будет победа, если во Франции не останется ни докторов, ни художников, ни виноделов, ни электротехников!..

Я видел в Смоленской, Орловской, Курской областях деревни, которые сохранились: немцы не успели их сжечь. Красная Армия спасла много ценностей от разрушения. Она спасла от физической или моральной смерти миллионы людей. Армии антигитлеровской коалиции должны спасти Европу, ее людей, ее культуру, ее душу. Есть нечто дорогое всем врагам фашизма. Ученые Оксфорда и Киева знают, что такое Сорбонна или институт Пастера. Конечно, Хемингуэй или Голсуорси не похожи на Алексея Толстого или на Шолохова, но я не мыслю Хемингуэя без Льва Толстого и Алексея Толстого без Диккенса. В Лондоне любят пьесы Чапека, но без живой и свободной Праги нет Чапека. Но без живой и свободной Франции американцы никогда не увидят картины Матисса или Марке. Как бы ни представлял себе тот или иной государственный мыслитель будущее европейских государств, оно может покоиться только на культуре, на нормах общежития, на человеческом достоинстве.