Война. 1941—1945

Два года — огромный срок. Да и какие два года!.. Но никто не станет рассматривать войну, как быт, как естественное существование. Для фронтовика любой день войны, любая боевая стычка новы, полны остроты. К войне нельзя привыкнуть. К войне и незачем привыкать. Война не строительство, — это подъем, исступление, огромный сердечный костер. В редкие минуты затишья мы порой задумываемся над будущим, над той жизнью, которая раскроется перед нами после победы. Мы не смотрим на грядущее сквозь розовые очки. Мы знаем, сколько зла причинил нам враг. Мы не закрываем глаза на развалины. Мы видим могилы. Мы знаем, как трудно будет восстановить потерянные ценности, отстроить города, нагнать годы учения. И все же будущее нам кажется прекрасным: мы понимаем, что его будут строить не те люди, которые 22 июня 1941 года взволнованно слушали выступление товарища Молотова, но другие, бесконечно много пережившие, обогащенные и поражениями и победами, открывшие в себе залежи неведомых чувств, люди стойкие и мужественные, рыцари верности, подлинные друзья, любящие и благородные.

Я хочу, чтобы собранные в этой книге письма еще больше укрепили нашу веру в нового человека. Я хочу, чтобы они родили еще большую жажду победы. От нашей воли зависит — отодвинуть или приблизить победу, от нашей стойкости, от нашей смелости, от нашего напряжения.

11 апреля 1943 г.

За человека

Затишье между боями способствует раздумью. Неутолима жажда человека понять свое время, взглянуть с высоты на лихорадочную пестроту дней, осознать смысл происходящего. Когда стоишь возле русского города, занятого немцами, когда в ночи душу томят видения виселиц или шум ветра, похожий на человеческий стон, не спрашиваешь себя, зачем ты воюешь. Война давно перестала быть загадкой для ума, она стала делом совести. Однако человек продолжает думать. Он догадывается, что его судьба шире и глубже освобождения ближнего города, шире и глубже спасения товарищей по роте. Он, может быть, еще не осознал до конца, но он уже почувствовал свое историческое назначение.

Недавно некоторые литераторы меня упрекнули в чересчур легкомысленной и пренебрежительной оценке наших противников: как можно при виде мощной германской армии писать о «фрицах-блудодеях» или о «мото-мех-мешочниках»? Дело, конечно, не в моих статьях, а в подходе к существу современной Германии, следовательно, в понимании смысла нашей войны.

Все знают, насколько опасно недооценивать противника. В преувеличении своей силы, в пренебрежении к силе врага всегда чувствуется внутренняя неуверенность. Чванство — это внутренняя слабость: человек, по существу растерянный, криками «я первый, я умнейший, я сильнейший» пытается подбодрить себя. Подлинная сила связана со скромностью. «Шапками закидаем» обычно кричат, когда нет гранат. А когда есть гранаты, о шапках не думают: молча кидают гранаты. Были, конечно, и среди нас наивные люди, в первые дни войны не понимавшие опасности. Германия напала на нас после длительной и тщательной подготовки. Внезапность удара давала преимущество врагу. Материальная часть немецкой армии в 1941 году была количественно сильнее нашей. Иные слепцы тогда жили чрезмерно оптимистическими слухами. Армия на себе испытала всю силу первых вражеских ударов. В июльское утро твердый, но полный глубоко человеческого волнения голос полководца сказал стране об угрозе. Мы знаем, кого мы остановили под Москвой: завоевателей десяти европейских государств. Год тому назад мы присутствовали при возрождении многих иллюзий: в далеком тылу не знали, как трудно было освободить маленькие города Юхнов или Сухиничи. Находились люди по существу нестойкие, которые полагали, что Германия уже разбита. Для них прошлогоднее наступление немцев было неожиданным. Фронт знал, что германская армия еще сильна. Сталинград был грозным поединком, и если Сталинград закончился поражением немцев, то отнюдь не потому, что у Гитлера было мало самолетов, минометов или резервов. Сталинград означал торжество моральных качеств наших солдат и зоркости нашего командования. Если имелись у нас люди, принявшие первую главу за последнюю, слова Верховного Главнокомандующего, написанные в дни наших больших успехов, должны были их образумить: Сталин вновь напомнил армии и народу, что противник еще силен.