Война. 1941—1945

В городе Морозовске жил врач, обрусевший еврей Илья Кременчужский с женой, с двумя дочерьми. У одной дочери муж был на войне, она осталась с грудным ребенком. Жена Кременчужского была русской, она чудом уцелела. Она рассказывает: «Немцы убили двести сорок восемь евреев. Но в ту ночь они убили семьдесят три. Они приехали к нам вечером и закричали: «Доктор Кременчужский здесь? Собирайтесь с вашей семьей». Муж сразу все понял. В грузовике он роздал порошки с ядом мне и дочерям. Он сказал: «Вы это проглотите, когда я покажу рукой». Один порошок он оставил себе. Нас привели в камеру. Там было тесно, мы стояли. Под окном эсэсовцы горланили: «Сейчас мы вас прикончим». Дети плакали. С некоторыми женщинами сделалась истерика. Моя младшая дочь хотела проглотить яд, но муж вырвал из ее руки порошок и сказал: «Нет, нельзя! Представь, что будет с другими? Мы должны их поддержать и разделить общую судьбу». Потом муж крикнул два слова по-еврейски: «Бридер иден» (братья евреи) — он ведь не знал еврейского языка. Все насторожились. Муж сказал: «Мы должны умереть достойно — без криков, без слез. Мы не доставим радости палачам. Я вас прошу, братья и сестры, молчите!» Наступила страшная тишина. Даже дети притихли. С нами сидел инженер Маргулиес. Он вдруг начал стучать в дверь и кричать: «Здесь находятся по ошибке русские женщины». Один немец спросил: «Где?» Им показали на меня и на дочерей. Немец вывел нас в коридор и сказал: «Завтра мы рассмотрим это дело». Потом они начали убивать всех. Убивали во дворе. Никто не крикнул. Я хотела спасти внука, мы убежали. Нас спрятал учитель Свищев. Это было в августе…»

В деревне близ Морозовска находились дети — они работали в колхозе. Слухи о расправе с евреями дошли до деревни. Шесть еврейских детей в возрасте от восьми до двенадцати лет направились в Морозовск. Узнав, что родителей увели немцы, дети пошли в комендатуру. Там их встретили радостно и повели в гестапо. В камере находилась русская женщина сорока семи лет, заведующая яслями Елена Беленова. Дети стали плакать. Беленова их успокаивала, говорила, что родители живы. Измученные дети уснули, убаюканные ею. В три часа ночи пришли палачи. «Тетя, куда нас ведут?» — кричали разбуженные дети. Беленова спокойно отвечала: «В деревню — на работу». Об этой ночи рассказывает Матрена Измайлова, сидевшая в той же камере. А в братской могиле в Морозовске найдены тела Беленовой и шести еврейских детей.

В Белгороде при умерщвлении евреев была расстреляна русская студентка Тамара Савицкая. Она была женой еврея Лифшица. У Савицкой был четырехлетний сын. Мальчик должен был быть убит вместе с другими евреями. Мать пошла на казнь с сыном.

В Курске грудных детей ударяли головой о камень: экономили патроны. Среди убитых были крупные врачи-специалисты — Гильман и Шендельс, которые спасли жизнь тысячам людей. Этих старых людей убили вместе с их семьями. Уходя из Курска, гитлеровцы вспомнили, что в больнице для тифозных лежат трое евреев. Они пришли в больницу, они застрелили в палате двух больных тифом девушек. Из четырехсот евреев в Курске уцелел только один еврей — инженер Киссельман, он лежал в госпитале, и сиделка сказала немцам, что он умер.

Один еврей уцелел в Курске, одна сумасшедшая старуха уцелела в Ворошиловграде — она убежала за город и бродила по полям, один еврей уцелел в Ростове, три еврея уцелели в Харькове. Убиты миллионы евреев. Удушены газами. Дети отравлены.

В местечке Ляды нашли могилы еврейских детей. Ран на теле нет. Жители присутствовали при казни: немцы брали младенцев за голову и за ноги и ударом о колено ломали позвоночный столб, потом бросали в яму.

Когда в киевском Бабьем Яру закапывали еврейских детей, раздался отчаянный крик девочки: «Что вы мне сыплете песок в глаза!»

В Шамово евреев убили 2 февраля 1942 года. Учительница Симкина спаслась. Вот ее рассказ: «Мы с сестрой поцеловались, простились. У меня был сын — грудной ребенок. Я его хотела оставить дома, авось спасется, но сестра сказала: «Зачем? Все равно убьют. Пусть хоть с тобой умрет». Я его завернула в одеяло, ему было тепло. Сестру повели в первой партии. Раздались выстрелы. Потом нас привели на кладбище. У меня вырвали из рук ребенка. Начали стрелять. Я упала. Потом они били, проверяли, кто жив. Раздевали мертвых, стащили с меня плохенькую юбку. Я потянулась к моему сыну. Он был совсем холодный». Два дня спустя в полицию Шамова привели четырех старых евреев. Шмуйло, семидесяти одного года, сказал: «Можете нас убить». По приказу лейтенанта Краузе стариков били железными палками, а когда они лишались сознания, оттирали снегом. Потом к правой ноге каждого привязали веревку, перебросили через балку, по команде поднимали на два метра и сбрасывали вниз. Потом расстреляли.