Война. 1941—1945

Великие счастье для всего человечества, что против рабовладельцев идут ревнители вольности, что фашистская Германия натолкнулась на Советскую Россию. Среди вольных и невольных противников Германии есть люди, которые не любят вспоминать о прошлом; с удовольствием они сожгли бы воспоминания, как жгут старые письма. Мы можем с чистой совестью оглянуться назад. Мы никогда не проповедовали расовой ненависти. Мы выросли на уважении к разноликости мира, к чужим языкам, чужой культуре, чужим верованиям. Если человек нагл у себя дома, если он обижает младшего брата, издевается над отцом или над сестрой, вряд ли он годится в рыцари; такого «освободителя» встретят с законный недоверием. В нашей стране много разных народов, и они живут в дружбе; а ведь русский куда менее похож на узбека, чем немец на голландца. Если у нас находится выродок, который позволяет себе насмехаться над человеком несходного с ним облика, над евреем, армянином или казахом, он кажется каждому из нас дикарем. Вот почему с таким доверием смотрит мир на Красную Армию: все народы знают, что мы исповедуем не расовую ненависть, а братство. Не размеры нашей территории дали нам первое место в рядах антигитлеровской коалиции, а размеры нашей души, не самообожествление, а самоотверженность, не пренебрежение к слабым народам, а презрение к сильным тиранам.

Красная Армия изменила климат мира. Ее победы открыли дорогу нашим союзникам, вдохновили партизан Европы. Вспомним недавнее прошлое: годы презрения к человеку. С «князем тьмы» любезничали князья римской церкви, и в приниженной Вене социал-демократ Таннер приниженно прославлял Гитлера. Обнаглев, маленький мясник Франко слал наемных убийц к стенам Ленинграда. Народы были в одиночной тюрьме, разобщенные, разоруженные, растерянные. Когда французские моряки взорвали свои корабли, это показалось немцам пределом дерзости. Нейтральные государства обхаживали людоедов; и Швеция превратилась в немецкое шоссе. Французские академики в смертном страхе объявляли «бессмертными» холопов Гитлера. Каждое слово, каждый рык или хрип фюрера обсуждались дипломатами и стратегами Старого и Нового Света. Казалось, что Гольфстрим переменил свое направление и что Европа навеки превратилась в ледяную пустыню.

Теперь на дворе весна. По удилам европейских городов проходят гордые патриоты с оружием. На грандиозных митингах раздаются слова надежды. Люди смеются, радуются, вставляют окна в домах, печатают книги, судят изменников и украшают осенними астрами могилы героев. Угнетенные приподнялись, угнетатели присмирели. Даже Таннер и тот отрекается от Гитлера, даже французские академики клянутся, что они просидели четыре года не «под куполом», а в «маки».

Мясник Франко лепечет, что он заядлый вегетарианец; а Гитлер молчит, как будто воды набрал в рот, — да и о чем ему говорить — ведь дело идет о Кельне и Кенигсберге… А шведские газеты, вспомнив на пятый год, что братская Норвегия угнетена, пишут о посылке туда корпуса добровольцев. Пожалуй, только Швейцария не изменялась: крохотная окаменелость в центре Европы, страна часов, где люди не чувствуют хода времени.

Кому не ясно, что это Красная Армия изменила облик Европы? Чем дальше мы отходим от Сталинграда, тем нам виднее значение битвы, обагрившей воды Волги. Мы знаем теперь, что именно там была разбита преступная мечта Германии о господстве над миром. Конец первой мировой войны был полуконцом; но людям свойственно убаюкивать себя иллюзиями, и тогдашние победители установили в Компьене камень, на котором начертали, что там положен конец разбойным затеям Германии. Не прошло и четверти века, как бесноватый фюрер наступил ногой на тот камень. Конец теперешней войны будет иным: не во французском и не в польском лесах, а в Берлине Германия услышит слова приговора. Но я вижу памятник у Сталинграда: «Здесь Красная Армия спасла мир». Сербские пастухи и французские художники, фермеры Канады и рыбаки Норвегии, все народы и все города захотят вложить свой камень в стену, которая будет говорить потомкам о величии человеческого духа.