Война

– Эх, врезать бы те! Да по уставу не положено, – с тяжким вздохом сожаления произнес часовой, но затем все же решился ответить, причем исключительно ради того, чтобы докучливый конвоир поскорей удалился и оставил его наедине со своими мыслями. – От проходимцев ушлых добро полковое охраняю. Вон, вчерась отребье местное палатку продуктовую очистило, три окорока сперли да бочонок вина с собой укатили… Страх голодранцы деревенские совсем потеряли. Хоть бы в болоте потопли, что ль…

– Ясно, – хмыкнул Крамберг, а затем, прежде чем отправиться следом за отрядом, решил попрощаться с шеварийцем: – Ну, бывай! Да, кстати, твоя рожа паскудная мне тоже не по душе пришлась, но каблуком по ней пройтись погожу!

– Чего погодишь-то?! – изумился солдат настолько, что даже не ответил ни бойким словом, ни попыткой нанести болезненный удар.

– Да пока ты под нашу, конвойную, опеку не попадешь, – рассмеялся Крамберг в ответ. – С таким отношением к службе недолго потерпеть осталось…

* * *

Это было странное ощущение, не похожее ни на что, испытанное Мартином Гентаром когда-либо прежде. Он не чувствовал ни тела, ни боли, ни движения, одним словом, совершенно ничего, что помогло бы ученому мужу определить, жив он или мертв. В ушах царила небывалая тишина, а ноги не находили опоры. Несколько долгих секунд некромант пребывал в таком странном, во всех смыслах этого слова «подвешенном» состоянии, пока наконец-то не решился открыть глаза.

Тяжкий вздох сам собой вырвался из груди напуганного, но в то же время и очарованного представшей картиной моррона. По большей части эксперимент с перемещением удался. Маг завис в воздухе метрах в двух-трех над крепостной стеной, а внизу простирался огромный город, наверняка Удбиш. Мартин не знал, царил ли сейчас день или властвовала ночь, ведь в пространстве, в котором он оказался, совершенно не было цвета. Все предметы и живые существа были черно-белыми, а точнее, воспринимались его глазами как неоднородно-серые. Некромант и не подозревал, что палитра невзрачных серых оттенков и тонов столь красива и многообразна.

В мире, где он очутился, все замерло: птицы в полете, часовые, расхаживающие с алебардами на плече по крепостной стене между башнями, дым, поднимавшийся из труб кажущихся отсюда крошечными домиков, и даже властители воздушных сфер – ветра. Он попал в самый центр мертвого пространства, в краткое мгновение между секундами, которое мы не ощущаем и не в состоянии постичь. Его задачей было как можно быстрее добраться до границы мертвой временной зоны и вернуться в привычный мир, где время не стоит, а неумолимо стремится вперед и где его частенько не хватает.

Понимать одно, сделать – совсем другое! Попытки пошевелить своим телом к утешительным последствиям не привели. Нет, руки и ноги Гентара слушались его приказов и двигались, да и голова без каких-либо трудностей вертелась, но вот только изменить свое положение в пространстве некромант никак не мог. Сколько он ни дергался, пытаясь опуститься вниз, на крепостную стену, но по-прежнему неподвижно висел в воздухе, как будто был намертво приклеен.

Ученый муж остается ученым всегда, даже когда его сердце оставляет надежда. Его пытливый ум непрерывно работает, мозг не может прозябать без дела. По субъективным ощущениям, проведя в подвешенном состоянии примерно с четверть часа, Мартин экспериментировал, и хоть коснуться ногами твердой опоры ему так и не удалось, но зато некромант сделал два важных открытия. Во-первых, он выяснил, что продукты жизнедеятельности его организма обладают способностью выделяться даже в этой необычной среде, а во-вторых, маг для себя открыл, что обладает отменной меткостью и смог бы стать неплохим лучником, арбалетчиком или метателем ножей. Ведь не каждому дано попасть плевком птице точно в глаз с расстояния в пять-шесть шагов и помочиться замершему внизу стражнику за отворот кирасы, да так точно, чтобы ни одна капля не попала на его шлем.

Впрочем, эти забавы вскоре закончились, ведь запасы жидкости в организме мага были не вечными. Некромант заскучал, ему все трудней и трудней удавалось отогнать от себя мрачную мысль, что он может пробыть в таком состоянии целую вечность. Это казалось еще хуже, чем смерть. Смерть – всего лишь забытье, а он оказался в пустоте и, как назло, не мог забыться даже на время, то есть, говоря проще, уснуть.

Но вот провидение сжалилось над морроном, по достоинству оценив его храбрость, с которой он шагнул в угасающий телепорт. А может, в происходящее вмешался и Коллективный Разум, не желавший, чтобы один из его любимых, надежных «инструментов» воздействия на судьбы человечества без толку пылился на «полке времени». Как бы там ни было, а сухая и горячая щека тщетно пытавшегося заснуть некроманта внезапно ощутила легкое, ласкающее дуновение ветерка.