Война

Мартин мгновенно открыл глаза. Черно-белый мир вокруг постепенно становился цветным, а его тело медленно опускалось вниз, вновь обретая вес и тяжесть. Однако радость продлилась недолго, ведь мир продолжал оживать, а он сам должен вскоре опуститься прямо на крепостную стену, всего шагах в двух-трех перед стражником, которого он так метко «пометил».

В спешке некромант не прихватил с собой ни оружия, ни вещей. Все его пожитки, да и одежда остались на островке. Всего за секунду до довольно жесткого падения на каменный пол крепостной стены Мартин очень сильно пожалел, что неосмотрительно избавился от поварешки и что не имел хорошей привычки, как многие другие морроны, носить за голенищем сапога охотничий нож.

Настоящему мастеру не нужно оружие, поскольку он сам является таковым. Лучшие из лучших убивают врага одним только взглядом, а иногда и видом… Приземление было внезапным и жестким, хотя в последний момент Мартин сумел сгруппироваться и разбил о камни только коленки с ладонями, а не голову. Боль обожгла пострадавшие конечности, но парализовать тело ей не удалось. Испустив сдавленный стон, Гентар вскочил на одеревеневшие ноги и приготовился быстро отскочить назад от разящего удара алебарды и при возможности попытаться ухватиться за древко. Однако этого не потребовалось…

Тучный, немолодой стражник, перед которым вдруг из ниоткуда выскочил черный как смоль худющий человек со слипшейся козлиной бородкой, пылающими глазами, искаженным гримасой лицом и торчащими ежиком волосами, не на шутку перепугался и был далек от мысли атаковать.

– Чертяка! Чур меня, чур! – надрывно прохрипел выпучивший глаза часовой, оступился и тут же замертво повалился на камни.

– Оказывается, суеверья и полезны могут быть, кто бы подумал… – задумчиво пробормотал маг, сразу определивший, что шеварийский стражник умер от разрыва сердца, то бишь, попросту говоря, от страха. – А может, мне не мыться с недельку? Так, глядишь, и войну выиграем…

* * *

Все оказалось не так уж и плохо, как рассчитывал Аламез, и это не могло не обрадовать привыкшего предполагать худшее моррона, да и его соратников. В шеварийский лагерь отряд переодетых герканцев вошел без приключений, хоть бдительный командир и ожидал подвоха, уж больно легко их пропустил часовой, да и рассевшиеся возле костров солдаты оказались совсем не удивлены их внезапному появлению из леса. Даже когда отряд почти вплотную приблизился к огромному, освещенному изнутри множеством свечей шатру полковника, где только собрались на вечернюю трапезу полковые офицеры, никто из шеварийцев не повернул в их стороны голову и не задал вполне уместные вопросы: «Кто такие?» и «Что вы тут, братцы, забыли?» Только в самый последний момент перед уже собравшимся отдернуть полог командной палатки Крамбергом вдруг откуда-то возник офицер самого низшего командного чина и более жестами, нежели словами (поскольку был изрядно пьян), указал место, где можно было встать на ночлег, не нарушая условных границ полкового лагеря.

Беспечность солдат, да и командиров пятого сивикорского пехотного полка вначале поразила Аламеза, однако вскоре он нашел ей вполне разумное объяснение. Солдаты из юго-восточных земель королевства стояли лагерем возле восточных ворот почти с самого начала войны, а по военным меркам это означало целую вечность. Они уже привыкли, что кто-то каждый вечер не рассчитывает время прибытия в столицу и оказывается перед запертыми воротами. За две с половиной недели сонной, размеренной жизни шеварийского воинства на болотистой местности шагах в двухстах справа от ворот (а именно там отряду было разрешено остановиться) уже переночевало много всякого военного люда. Там разводили костры и пытались спастись от утренних туманов и промозглой сырости ночи вестовые, глашатаи, интенданты, фуражиры, более двух сотен охранников караванов с провизией для войск и примерно столько же конвоиров, поставлявших со всей южной части королевства плененных герканцев для столичных плах и виселиц. Их отряд был далеко не первым, кто расположился по соседству от сивикорского полка, и, конечно же, не последним.