Бумажная работа выматывала не хуже беготни в «Кречетах». Посему вечером (вечером, если по земному счету; по лунному утро все еще было ранним) Третьяков отправил умотавшегося итальянца в душ. А когда тот помылся – хотя какое помылся, салфетками обтерся, и ладно, – командир уже стоял в тесной кабинке сортира вне зоны видимости камер, а поперек стульчака лежало то самое руководство по эксплуатации реактора. На обложке тома расположились две пластиковые чашки, две сушки из личного командирского запаса и полплитки шоколада. Третьяков прижал к губам палец – тихо, мол, и поманил подчиненного. На нос Пьетро никогда не жаловался, потерявший нюх химик – мертвый химик, и армянское бренди опознал с полутора метров. Слух о том, что русские без коньяка не летают, блистательно подтвердился.
В тесноте кабинки, плечом к плечу, выпили за восход и за начинающийся день. Закусили. О посторонних делах, в том числе и о том безобразии, что творилось сейчас в Европе, не говорили. Двух предыдущих суток хватило с лихвой. Отчуждение ушло глубоко-глубоко, но до конца не исчезло. Ничего, они продержатся столько, сколько будет нужно.
Пьетро уже устроился в гамаке, Сергей тоже готовился к отбою. Не срослось. Пиликнула «Моська» на третьяковском планшете. Оба удивились – обычно Сергея редко дергали по неофициальному каналу домашние, начальство – вообще никогда, а спам-фильтр у обоих стоял в режиме паранойи. Третьяков чертыхнулся, бросил спальник на гамак и махнул Пьетро. Спи, мол. Выкрутил звук по минимуму. Потом воткнул в планшет штекер гарнитуры, крутанул движок обратно. Подрубил клавиатуру, начал тарабанить. Лицо командира было озабоченным.
22:00 мск
Луна, Океан Бурь
База «Аристарх»
г. Королев Московской области
Центр управления полетами