Выпущенная из рук гарнитура еще падала, когда oн рванул на себя оранжевую ручку на кирасе подвешенного на временные крепления «Кречета». В стекле забрала отражался мигающий алый прямоугольник-транспаранта. В долгом прыжке, извернувшись, Пьетро запрыгнул в люк на спине, ноги в штанины, руки в рукава. Во рту стало солоно – прикусил губу. Перчатки. Дернул чеку аварийной системы обеспечения, ледяной воздух, чуть припахивающий химией, слегка вздул ткань.
Двадцать секунд.
Максимум, на что способен «баллон последнего шанса», – полчаса гарантированного выживания. Замки люка остались незафиксированными – видимо, Сергею было не до того. Итальянец дернул люк раз, другой – «бесперспективньяк». Разница даже в одну десятую атмосферы прижимала люк с силой триста кило – а в шлюзе был почти полный вакуум. Так… Рвем крышку в потолке. Оно. Системы жизнеобеспечения.
Тридцать пять секунд.
Желтое – не то, зеленоватое – кажется, водяной конденсат. Вот оно. Бледно-голубая воздушная магистраль, такие несуразные в век жидкокристаллических мониторов манометры – стрелка крайнего справа лежит почти на нуле. Вентиль – тоже грубый, пришедший откуда-то из шестидесятых, а то и из позапрошлого века. Крутим. Насколько хватит воздуха? Баллоны на триста атмосфер, всего полтысячи литров. Хватит, чтобы заполнить шлюз раз десять – только вот атмосферу на всей маленькой, но такой огромной Луне не создашь никак. Крутим.
Пятьдесят секунд.
Стрелка дрогнула и снова опала. Там что – сорвало люк? Тогда… Тогда надо выпустить воздух, затащить Сергея в основной объем, наддуть снова… Врачи говорили – минуты три в вакууме прожить можно – если успел задержать дыхание. Голова не успевала, руки делали все сами. Перекрыть подачу – тоже вентилем, сейчас не до игрушек с компьютерами. Чека клапана на слегка вогнутой переборке. Рывок. Свист. Ну же! Минута ровно.
Есть! Есть герметизация! Стрелка еще раз дрогнула, медленно пошла вверх. Ноль одна… Ноль две… Восемьдесят секунд…
Рывок – люк отлип от проема, ударил в грудь. Пьетро плюхнулся на задницу, поднялся, неловко – кираса «Кречета» слабо приспособлена для подобных упражнений – просунулся в проем, стукнувшись голенью о чертову колонну. Сергей лежал ничком, из уха вязко тянулась кровь. Баллоны аварийной системы травили последние капли воздуха, индикатор давления сменил цвет с оранжевого на желтый. В скафандре не повернуться. Пьетро дернул ручку замка кирасы, ледяной воздух шлюза обжег носоглотку. Секунд десять ушло на то, чтобы выбраться наружу – «Кречет» сломанной куклой лег у наружного люка. Холодно. Минус тридцать? Короткие волосы командира вмерзли в пену. Дергать? Снесет заплатку, и тогда точно конец. Пьетро рванул липучку, достал из нагрудного кармана швейцарский складник. Хвала соседям-оружейникам – ножницы не затупились. Под слегка отросшим русым ежиком кожа набухала лиловым – сосуды? Плевать, говорили, что после такого вся физиономия превращается в сплошной синяк. Есть. Тащить обмякшее тело было неудобно – проклятая колонна перегородила люк на треть.
Медкомплект. Симпатичный белый лисенок обнимает красный крест – нарисовано кем-то из первых экипажей. Замок – к черту. Внутри ящик светился, мягко, почти незаметно под яркими лампами. Только легкая зеленоватая нота. Инструкция в картинках – инфаркт… переломы… ожог… вот, декомпрессия. Препарат девять – в вену. Пакет с жидкостью – в давилку. Три оборота ключа, завести пружину – все просто, надежно… и поздно. Не думать! Обогрев… химпакет туда же, нужно тепло. Жгут, вспороть трубки костюма, игла в предплечье. Вены, как канаты – не промахнешься. Из носа кровь – обеспечить дыхание. Маска. Дыши, comandante, дыши. Шприцы. Короткий, с двумя кольцами – колем в пакет, туда же – длинный, с широкой полосой. Маленький тюбик – в бедро.
Теперь датчики. Распороть костюм окончательно, «лепешку» на грудь. На палец – трубку окси… как его там… Не важно. Манжету тонометра на руку. Провода– в гнезда. Ну?!
Так… Ничего хорошего, но пульс, по крайней мере, есть. Связь.
Наушники орали на три голоса. Один – Настин – звучал размеренно, даже монотонно.
– Монбланы, здесь Вега-один. Доложите обстановку. Монбланы, здесь Вега-один. Доложите обстановку. – Будто и не человек, а магнитофон болтался сейчас над ними и по своей магнитофонной сущности ни волноваться, ни нервничать не мог.
– Вега-один, здесь Монблан-два. У нас разгерметизация шлюза, возможно – нарушение структуры станции. Установлена заплатка, утечка ликвидирована. У Монблана-один декомпрессия. Около полутора минут в вакууме. Прошу медиков на связь.
– Монблан-два, понятно. Ухожу с канала, говорите с Землей.
Что происходило с Анастасией там, в сотне километров над головой, Пьетро не знал – все тридцать часов «Вега» демонстративно говорила только с Третьяковым, а когда на связи был он – ограничивалась минимально необходимым набором реплик.