— А Грасиэлита? — спрашивает Жеральдина сына, как будто, наконец, поняла, только сейчас осознала, что все это время думала только о сыне. — Почему ее не привезли?
— Она должна была приехать, и нас посадили на одну лошадь.
Теперь голос мальчика дрожит от страха и ярости:
— Подошел один из этих людей и сказал, что он дядя Грасиэлиты, и забрал ее. Он заставил ее слезть с лошади и увел.
— Только этого нам не хватало, — громко говорю я, — чтобы к нам пожаловала Грасиэлита в военной форме и принялась поливать свинцом, налево и направо, стрелять в людей, среди которых выросла.
Я смеюсь и не могу остановиться. Жеральдина смотрит на меня изумленно и укоризненно, потом берет сына за руку и уводит. Они исчезают в проломе ограды.
Я сижу и смеюсь, уткнувшись лицом в ладони, и не могу остановиться. От смеха у меня болят живот и сердце.
Четверг? Алькальд Фермин Перальта не может вернуться в Сан-Хосе. «Мне угрожают», — сообщил он, не уточняя кто именно. Достаточно знать, что ему
Учитель Лесмес вернулся только для того, чтобы забрать свои вещи и попрощаться. Мы встретились с ним, шесть-семь горожан, в кафе у Чепе и сели за уличными столиками. С нами сидел Ану, в сторонке, но настороже, держа в руке стакан пива. Судя по всему, Лесмес забыл, что у нас с Чепе пропали жены.
— Вы слышали? — спросил он почти весело. — Похитили собаку. В Боготе.
Некоторые изумленно заулыбались — это шутка?
— Я видел в новостях, вы не видели? — спросил Лесмес, забыв, что у нас нет электричества и мы не можем смотреть телевизор и, наверно, поэтому чаще общаемся и целыми вечерами дружно молчим в кафе у Чепе.
— Они запросили три миллиона, — продолжал он. — Девочка из той семьи, хозяйка пса, в телевизионной программе плакала. Просила поменять собаку на себя.
Теперь уже никто не улыбался.
— А как звали собаку? — с неожиданным любопытством спросил Ану.
—
— И? — не унимался Ану.
— Чистокровный испанский кокер, что тебе еще сказать? цвет? запах? розоватый в черную крапинку.
— И? — напирал Ану.
Лесмес оглядел нас смиренным взглядом.
— Пса нашли мертвым, — закончил он.
Ану шумно выдохнул.
— Чистая правда, — сказал Лесмес, обиженный недоверием слушателей. — Новость имела последствия. Только этого не хватало нашей стране.
Наступило долгое молчание. Лесмес заказал всем новую порцию пива. Девушка-официантка неохотно принесла. Учитель объяснил, что сначала поедет с военным конвоем, который возвращается в Теруэль, а оттуда переберется в Боготу.
— Надеюсь, что нас не взорвут по дороге, — сказал он.
Мы продолжали молча пить.
Я уже хотел попрощаться, когда снова услышал его голос:
— Такая это страна, — сказал он, облизывая редкие усы, — если просмотреть полный список президентов — все облажались.
Никто не ответил. Лесмес, которому очень хотелось поговорить, ответил себе сам:
— Да, — сказал он, — как чай пить все президенты облажались, каждый на свой лад. Почему? Я не знаю, и кто может знать? Из-за эгоизма, по дурости? Но история все расставит по местам. Потому что как чай пить…
— Какой еще чай, — взбесился вдруг Чепе. — Может, кофе?
— Как чай пить, — продолжал Лесмес смело, упиваясь собственными словами, — так некому налить.
И залпом допил пиво. Он ждал, что кто-нибудь ему ответит, но все молчали.
— Сан-Хосе был и останется беззащитным городом, — добавил он. — Единственное, что я могу посоветовать всем — убираться отсюда, и как можно скорее. А если кто ищет смерти, так пусть остается.
Он по-прежнему не помнил, что жена Чепе похищена и родила в плену. Чепе не замедлил с ним попрощаться на свой лад, с криком пнув заставленный бутылками стол.
— Сперва убирайтесь вы, ублюдок, из моего заведения, — заорал он и бросился на учителя. Я видел, как другие стали их разнимать. Только Ану улыбался и ждал в сторонке.