Война

– Взлётная полоса будет освобождена сегодня. К одиннадцати часам вечера. Спихнём машину с полосы и подрывами обломаем ей крылья. Да, из-за этого мы, скорее всего, потеряем самолёт капитана Ганевского, но полоса будет свободна.

– Толку-то? – усмехнулся Голованов. – У тебя тут всего три машины успело приземлиться. Ну, целыми… Остальных пришлось разворачивать на Новосибирск. А там ни обслуги, ни «спецбоеприпасов». И сюда не перегонишь. И к вылету готовить там некому, и заправлять нечем. То есть обычного топлива, ну для поршневых машин – там хоть залейся, а вот керосина для вас нету. И даже с воздушных танкеров не залить. Они с сухими танками шли…

Чалый задумался.

– А почему так важно ударить именно завтра? Послезавтра японский десант собирается выйти из порта?

Голованов страдальчески сморщился.

– Не знаю, может быть. Хотя разведка вроде как утверждает, что им нужно ещё несколько дней на подготовку. Но сам знаешь – с японцами ни в чём быть уверенными нельзя. Американцы вон весь японский флот проморгать умудрились, вследствие чего и получили Пёрл-Харбор… Однако дело не только в десанте. Там многое одно за другое цепляет. Причём такие особенности вылезают, о которых с другими боеприпасами и подумать было нельзя. Например, ветер… Я сам до конца не в курсе – секретность мать её, но вроде как при подрыве «спецбоеприпаса» образуется какая-то очень вредная зараза, которая этим самым ветром может разнестись на многие сотни километров. Поэтому, если мы не хотим загадить этой заразой Владивосток, нам нужно, чтобы ветер дул в сторону Тихого океана. И сегодня такой ветер в районе объектов бомбёжки, наконец, появился. Но синоптики не гарантируют, что он сохранится надолго. А здесь каждый день важен. Этой заразы много даже в дыме пожаров, которые там точно начнутся…

– Хм, понятно, – Чалый снова задумался, а затем медленно заговорил:

– Взлётная полоса на этом аэродроме очень длинная. Почти четыре с половиной километра. А мне говорили, что машина, теоретически, способна поднять около восьми тонн. Только для этого ей нужна взлётная полоса длиной более четырёх километров. «Спецбоеприпас» же, настолько я помню по тем «макетам», с которыми мы летали, весит где-то чуть больше трёх с половиной. Так что я смогу поднять два «спецбоеприпаса».

Голованов вскинулся и уставился на Чалого взглядом, полным отчаянной надежды. Но затем посмурнел и мотнул головой.

– Не вариант. Последний километр «бетонки», насколько я знаю, уложен всего две недели назад и не успел набрать достаточной прочности. Ты просто увязнешь!

– На этот километр я войду, уже набрав минимум две трети скорости отрыва, вследствие чего крылья уже будут работать на подъём, и потому нагрузка на шасси будет куда меньше. Так что уже набранной прочности бетона должно хватить… – он замолчал. Молчал и Голованов. Наконец Чалый не выдержал:

– Товарищ генерал, если мы не рискнём – японцы высадят десант, и тем войскам, которые должны были, как вы сказали, захватывать Курилы и Корею с Хоккайдо, придётся отбиваться от японцев на улицах Владивостока. Причём в условиях, когда им на голову будут сыпаться снаряды японских крупнокалиберных корабельных орудий… Поверьте – я справлюсь. У меня отличный экипаж. А штурман-бомбардир – вообще виртуоз. Она обычные пятитонки с восьми тысяч кладёт в круг диаметром двадцать метров, несмотря ни на какую облачность!

– То-то ты так стремился её из экипажа убрать, – буркнул Голованов. Но было видно, что он крепко задумался…

Ночь прошла в диком аврале. Но они успели. Четыре «спецбоеприпаса» были доставлены на аэродром на тех самых уродливых «транспортниках», которые Чалый впервые увидел, когда проходил переподготовку в запасном полку, дислоцированном на аэродроме Калужского аэроклуба. Сразу по прибытии два из них разгрузили и тут же откатили к двум остальным самолётам эскадрильи, где и укрыли в развёрнутых рядом с машинами здоровенных палатках. Те же, которые были предназначены для машины Чалого, уволокли куда-то в ангар и принялись с ними колдовать. Что именно они там делали – никто не знал, но у Фаины насчёт этого имелись некоторые предположения.

– Так ведь, товарищ подполковник, бухты там большие – я смотрела, – пояснила она Виталию. – И чтобы всё сработало как надо, нам, скорее всего, нужно так сбросить боеприпасы, чтобы между ними нужное расстояние было. Ну чтобы всю длину пирсов зацепить… Но при этом в момент подрыва они должны находиться приблизительно на одной высоте. Чего ну никак не получится, если их бросить как есть. Вот там сейчас и колдуют над парашютами, чтобы первый сброшенный боеприпас падал медленнее, а второй, наоборот, быстрее…

На Сасебо Виталий решил идти сам. Вследствие чего взлетать ему выпало первым. В плане операции вылет должен был состояться в три часа ночи, чтобы к объекту атаки бомбардировщики подошли на рассвете, но к трём часам не успели. Так что взлетать пришлось в пять.

Перед тем как он поднялся в кабину, к нему подошёл Голованов и крепко обнял.

– Вот что, подполковник, если справишься – четвёртого Героя дам. И генерала. Сразу же!