Война

Сашка полежал некоторое время, прислушиваясь к мерному дыханию спящих и едва-едва слышным залпам зениток. Немцы пока не оставили попыток бомбить Москву. Хотя получалось у них не очень. Первый налёт на столицу люфтваффе попыталось осуществить двадцать девятого сентября. Днём. И это оказался единственный раз, когда фрицы рискнули нагло пойти на Москву в светлое время. Уж больно серьёзные потери они тогда понесли. Как сообщило Совинформбюро, немцы отправили в этот налёт двести шестьдесят бомбардировщиков. Похоже, Гитлеру очень сильно хотелось переплюнуть дальнюю авиацию СССР, которая к тому моменту уже четырежды бомбила Берлин. Причём в первом налёте приняло участие ажно двести бомбардировщиков. В третьем и четвёртом, правда, всего шестьдесят семь. К моменту этих налётов немцы уже продвинулись настолько далеко, что до Берлина способны были долететь только огромные четырёхмоторные дальние бомбардировщики Петлякова. А их в составе дальней авиации было не так уж и много… Так вот, вечером двадцать девятого сентября торжествующий голос Левитана сообщил, что попытка «немецко-фашистских захватчиков» бомбардировать «столицу нашей Родины город Москву» полностью провалилась. ВВС Западного фронта и ПВО Московского района совершили «более трёх тысяч вылетов», что привело к «уничтожению восьмидесяти семи бомбардировщиков противника, что составляет треть всех самолётов, принявших участие в провалившейся авантюре…» Ещё сколько-то там «приземлили» зенитчики. А главное, о чём сообщил Левитан ликующим голосом в конце репортажа, заключалось в том, что «несмотря на все усилия немецко-фашистских захватчиков, днём двадцать девятого сентября ни одна бомба на территории Москвы не упала». С тех пор прошло более полутора месяцев, и сейчас сказать так было уже нельзя. Бомбы падали. Немного, но пару раз немцам вроде как удалось задеть и весьма важные объекты. Одна бомба даже обрушила тоннель метро… Однако дневных налётов фрицы уже не совершали. А ночью к Москве прорывались только отдельные бомбардировщики. Причём платя за это весьма немалую цену. Нет, столь массовых потерь у немцев больше не было, но каждый ночной налёт всё равно обходился им в один-два сбитых. А если помнить, что в налёты на Москву командование вермахта отправляло самые опытные и умелые экипажи, то эти потери для люфтваффе были очень болезненными…

Незаметно Сашка снова уснул, а проснулся уже тогда, когда встали и все остальные.

Поручение начальника политотдела удалось выполнить достаточно легко. Они как раз собрались на кухне всё за тем же столом на завтрак, когда он изложил Витале просьбу начПО.

– В Подольске, говоришь? – брат-герой задумался. – А что, согласен. У меня с понедельника направление в санаторий, который как раз под Подольском. Так что, если пришлют машину – так я готов. Только… – он слегка замялся, – ты там скажи своим, чтобы легковую. С такой ногой – сам видишь, я в кузове не ездок.

– Угу, – обрадованно согласился Сашка, а потом неожиданно замер. – Виталь, ааа, ты в понедельник на чём в свой санаторий поедешь?

– Автобус будет от центрального госпиталя ВВС, а что?

– Ааа… можно я с тобой?

– Да у тебя ж увольнительная только до двенадцати? – усмехнулся брат. – Ты ж сам вчера говорил.

– Ну-уу… а я сейчас в училище позвоню, спрошусь у начальника политотдела. И это… может, ты к нам сразу в понедельник и заедешь? А потом тебя от училища прямо в этот ваш санаторий на машине и отвезут.

– Ну, если договоришься, то согласен, – добродушно махнул рукой брат-герой. – Да куда ты, оглашенный, сначала завтрак доешь!

– Я потом! – на ходу прокричал Сашка, выскакивая в коридор и хватая с вешалки шинель. – А-а-а, где тут поблизости переговорный пункт?

До переговорного пункта его проводила та самая женщина, которая вчера открыла ему дверь. Она, как выяснилось, как раз на почте и работала.

Всю дорогу она живо расспрашивала его о брате, а Сашка шёл и удивлялся, как это он мог вчера принять молодую и весьма симпатичную женщину за старую бабку… Когда он повинился ей в этом, она только усмехнулась и махнула рукой.

– Просто устаём очень. У нас в отделении связи только три человека из семи положенных осталось. А работы лишь прибавилось. Семьи-то разорваны оказались. Мужики на фронт ушли, а их бабы здесь. Да и эвакуированных тоже, вон, добавилось. Вот и пишут друг другу. Пенсии, опять же, разносим, похоронки… – тут она замолчала, а потом горько вздохнула. Некоторое время они шли молча, пока Сашка не решился спросить:

– А… у вас тоже кто-то погиб?

Она ответила не сразу. Шагов десять шла молча, а затем глухо произнесла: