Война

Он был таким старым, таким худым, таким осунувшимся, но его присутствие все еще внушало трепет, какой не внушал никто другой на всем белом свете. Так подумала Эви, глядя на него, и ее накрыла настоящая волна обожания, такая мощная, что это ее поразило. Она оглянулась вокруг. Она чувствовала обожание и раньше, пусть и минутное, которое сразу исчезало, но она боялась, что это чувство погибло в ней, и теперь стоило отметить хотя бы то, что это было не так.

Этим вечером, после того как на ужин подали такие деликатесы, как копченый лосось, котлеты из ягненка, пудинг с кусочками кекса и настоящим сахаром и кремом и, наконец, вино из погребов лорда Брамптона, которые мистер Харви открыл по предложению Вероники, в одну радостную толпу слились новые пациенты и выздоравливающие, медсестры и сестры из добровольческого корпуса, санитары и прислуга из-под лестницы, которые заполнили все помещения – палаты, главный зал и верхние этажи. Празднование вылилось на заиндевевшую лужайку и перенеслось в шатер для распределения раненых, где были накрыты столы с легкими закусками, которые можно было убрать, если бы вдруг приехал очередной конвой.

Гарри потащил Эви к скрипачам, которые оказались шахтерами из Оулд Мод, раненными при обрушении крыши. Она пела «Путь далекий до Типперери», «Если бы ты была единственной девушкой», «Пусть горит очаг» и другие песни, пока у нее не заболело горло. Она танцевала с Гарри и Роном, который был здесь с Пози. Ричард оттоптал ей ноги, пока они продирались сквозь вальс.

– Это все вино, – сказал он. – Должен признать, у старика отличные погреба. Уж не знаю, как будет колдовать с бухгалтерскими книгами мистер Харви, чтобы скрыть исчезновение этого маленького состояния.

Эви рассмеялась:

– Он что-нибудь придумает, я уверена, и, надеюсь, Брамптон здесь не появится еще какое-то время.

Она заметила, что лицо Ричарда потемнело и глубокие морщины залегли между его бровей. Она спросила:

– Что с нами всеми теперь будет?

– Именно об этом я и думаю, комендант Эви. И правда, что?

Он попробовал развернуться, но неудачно, и, пытаясь сохранить баланс, ухватился за Рона, который потащил за собой Пози, выступившую в этот момент твердой опорой для всех них, спасая ситуацию. Вероника проплыла мимо разыгрывающейся катастрофы в объятиях Гарри и бросила:

– Сейчас это твоя проблема, Эви. Без сомнения, ты еще успеешь сделать из него танцора.

– Никогда, я знаю пределы своих возможностей, – крикнула ей в ответ Эви; ей было жарко от тел вокруг, она устала целый день готовить, но ей было радостно. Постоянно, каждую секунду, она испытывала радость.

Ричард посмотрел на нее сверху вниз.

– Эви, ты не против взять передышку и посидеть где-нибудь в прохладе и тишине?

Скрипачи играли от души, а винные бутылки были выставлены в ряд на столе у входа, рядом с пивными бочками. Они прошли мимо, и Ричард придерживал ее за локоть, отчасти чтобы сохранить равновесие, отчасти из галантности. Они вышли из мельтешащей толпы и присоединились к другим компаниям, которые просто прогуливались на свежем воздухе или собрались в небольшие группы, в которых мужчины курили, а женщины беседовали друг с другом. Воздух был морозным и прозрачным. Эви посмотрела в небо, радуясь, что на нем не было ни одного облачка, потому что, когда небо было таким, она всегда чувствовала свою незначительность, как будто от нее ничего не зависело. Она была просто щепкой, и так она себя сейчас и чувствовала.

Под старым кедром стоял Гарри с бокалом вина в руке, он подозвал их. Они присоединились к нему. У корней дерева он припрятал бутылку вина и бокалы, Эви взяла два и наполнила их. Они прислонились к дереву и молчали, пока Гарри не произнес:

– Теперь мы все должны смириться с фактом, что те, кто погиб, уже не вернутся домой, а тем, кто остался, необходимо двигаться дальше, без конечностей, лиц и даже душ. На континенте сейчас должно быть очень странно. Наверное, сейчас там повисла самая глубокая тишина в истории человечества.

Никто из них ничего не сказал, они просто пили и подливали себе в бокалы еще.

Праздник закончился в полночь, и Эви сменила на кухне Энни, которая заснула на одном из кресел, потому что на другом, по своему обыкновению, спали Изюм и Ягодка. Она, как всегда, заставляла себя проснуться, когда медсестры приходили за мясным бульоном или за любимым блюдом для тех из новых пациентов, которые просыпались от осознания того, что они живы и им стало лучше, или же для тех, кто заказывал еду, которую готовила их мама, иногда только чтобы ощутить ее запах перед смертью.

В четыре часа утра она снова из-за чего-то проснулась. Это был выстрел? Она выпрямилась в кресле и осмотрелась. Или это хлопнула дверь? Она услышала голос, а потом топот бегущих ног, но ведь никому никогда не дозволялось бегать. Матрона пропустила бы их через мясорубку. Она вся напряглась, а собаки завертелись и залаяли в своем кресле. Шаги прозвучали уже на лестнице, а потом послышался голос, кричавший:

– Эви, мистер Харви, миссис Мур, миссис Грин, скорее, скорее!