Война

— Аки-аки, — хлопнул в ладошки дедуля, остановившись напротив Михаила, очевидно приглянувшегося ему особенно. Его он осматривал долго. Дольше всех... До меня очередь еще не дошла и я даже боюсь представить что он сделает, когда поймет что я маг. Но сейчас все его недоброе внимание было сосредоточено на Михаиле. — Зу-зу, бакмек, — решил что-то для себя дедуля и достал из заплечной сумки, такой же потасканной и потрепанной, как и он сам, несколько склянок с жидкостями. — Хайя, — причмокнул он губами, прежде чем задрать голову обездвиженному Михаилу, начав вливать ему в глотку одно зелье за другим.

В этот момент ожило то, о чем я, и думать забыл. Бесполезная деревяшка, лик Фарна, как назвал её Старик с острова Трех черепах, начала ощутимо жечь мне бок. Волны тепла от нее распространялись не на тело, а на дух, растапливая сковавший его лед.

Быстрее, быстрее, только и мог я приговаривать, с тревогой следя за каждым движением колдуна, иначе не скажешь. Колдун как есть. Ну что за напасть? Да и Старик хорош. Тебя ждет испытание, ла-ла-ла. Тварь. Не мог что-ли сразу сказать, что тут живет этот дедок? Подставил-таки под удар.... Ну и я хорош, да. Идиот. Расслабился.

— Кагарами буча, какана! — Обезумел этот дед, после того как закончил вливать в Михаила свои снадобья, начав поглаживать его по всему телу (так это выглядело со стороны). Потом он разорвал на Мише рубашку и начал нажимать на нем определенные точки на торсе. Сильно, до красноты. Шея. Подмышки. Виски. Оставались после его нажатий красные пятна.

Не знаю, что он делал, но добром это не закончится. Давай же, тотем. Работай едрить, пытался я своей волей помочь теплу лика Фарна растопить лед в средоточии и мне кажется, даже это удавалось. Процесс ускорился, и мои силы скоро будут на свободе. Только бы успеть...

— Хе-хе-хе, — рассмеялся колдун, очевидно оставшийся довольный увиденным.

Я тоже заметил изменения в Михаиле. Кожа. Его кожа стала сереть. Волосы на голове приобрели пепельный оттенок. И глаза, глаза тоже стали нечеловеческими. Сиреневыми. Пугающими.

Пристально наблюдая за протекающими изменениями в теле своего подопытного, дед все больше радовался. Его мрачное торжество было написано на лице. Но на этом он очевидно не закончил.

Положив обе руки на голову Михаилу и заглядывая ему в глаза, он начал говорить уже на другом языке. Более грубом и гортанном:

— Азъ! Ердд! Грогд! Азъ! Ердд! Грогд!

Ну же, взмолился я, истекая потом и потекшей из вновь открывшихся шрамов кровью, заставляя свою руку подняться вверх, выше, ещё выше. Дед ничего не замечал, полностью сосредоточенный на своем действии, чтобы он там не делал.

Еще немного, ну давай же ты, дрянь, отчаянно просил я свою конечность меня слушаться. От тотема прошла очередная волна тепла, и мне удалось раскрыть ладошку, направив ее открытой стороной точно в колдуна. Заклинание уже было готово и засветившаяся на краткий миг белым огнем кисть, выстрелила в деда сгустком пламени. Он это заметил. Его глаза расширились, но сделать он ничего не успевал, ударило его в грудь заклинание белого огня, и он бесформенным кулем отлетел в сторону, начав там ворочаться и отплевываться кровью, пытаясь встать. Удар здорово разворотил ему грудь, но он был еще жив.

Ну, уж нет. Не уйдешь.

Переведя непослушную, словно отлежавшую под подушкой руку в то место, куда он упал, я снова ударил. Потом еще, и еще. Сгустки белого огня со скоростью пули влетали в тело колдуна, заставляя его подпрыгивать на земле, кричать от боли, но он все еще был жив. Понадобилось больше двух десятков заклятий, чтобы окончательно с ним покончить, да и то я не был уверен, что он мертв, а не притворяется, больно уж живуч он оказался, пытаясь отползти от меня как можно дальше, и скрыться, сбежать в лес.

Схватка оказала на меня благоприятный эффект и дух вместе с средоточием смогли скинуть с себя налет льда, полностью высвободившись и вновь наполняя мое тело силой. Я смог двигаться, чего не скажешь об остальных моих людях, что как стояли, так и стоят истуканами.

— Так, — сплюнул я слюну вперемешку с кровью, прочищая горло и осматривая безумными глазами мужиков. — Так, — снял я с пояса одного из них большой нож, куда больше чем был у меня и осторожно приблизился к колдуну. Подставил под него ногу и с усилием перевернул его с живота на спину.

Зрелище мне открылось ужасное. Глаза у него вытекли, по всему лицу струились потеки крови. Одежда на груди и ногах сожжена. А в центре живота, куда я метил свои удары настоящая дыра в три кулака размером.

Органы внутри него запеклись и в воздухе стоял запах жаркого. Это было бы даже приятно, если бы не так отвратно. Наклонившись над ним я взмахнул ножом, желая наверняка с ним покончить и отрезать голову, как он дернулся и слепо мотая головой и что-то мыча, вцепился рукой мне в ногу. Это ему не помогло.

— Подохни уже ты! Ха!

Удар. Удар. Брызги крови и его рука до боли сжавшая мою щиколотку слабеет. Голова деда повисла на остатках кожи. Еще удар и она полностью отделена от тела. Сделано.