Хоромы Святейшего Отца, надо сказать, были под стать всему главному храму. Десятиметровые потолки, с которых свешивались просто гигантские люстры, кровать с балдахином, на которой вполне можно было бы устроить оргию человек на двадцать, в глубине — целые комнаты с одеждой, по большей части белых, золотистых и светло-коричневых тонов, на стене напротив кровати огромное зеркало… жил глава церкви, мягко говоря, не бедствуя.
Сам Отец всех верующих и помазанник трёх богов, сейчас как раз стоял перед этим самым зеркалом, с помощью слуг облачаясь в тяжёлые и явно очень неудобные одежды, видимо для какой-то церемонии. И, надо сказать, внешне в главном символе церкви не было ничего особенного. Среднего роста мужчина с небольшим возрастным животиком и залысиной, встреть такого на улице — и пройдёшь мимо, даже не запомнив лица. Правда, он был Живой Крепостью на пике ранга и исходящая от него святая сила была настолько чистой, что в моём энергетическом видении он казался маленьким солнышком. Такое было сложно забыть. Для обычных людей, у которых даже слабенькая святая сила какого-нибудь монаха могла вызвать прилив благостных мыслей, Святейший Отец, должно быть, казался едва ли не ещё одним богом. Если забыть о внешности, на свою роль лидера церкви он подходил более чем отлично.
Да и с точки зрения характера у него тоже вроде бы всё было в порядке. Когда разбилось окно, он первым делом закрыл своим телом пару слуг, спрятав их за спиной. Жест чисто инстинктивный, а потому говорящий о человеке куда больше тысячи слов. В общем с папочкой верующим, можно сказать, повезло. Не мне, конечно, говорить такие вещи, но моё отношение к парочке Правителей немного ухудшилось. Предательство такого лидера было куда неприятнее, чем предательство какого-нибудь подлеца или подставной пустышки. И сам Святейший Отец, узнав в моей ноше чёрного и пурпурного кардиналов, сам тоже явно не пришёл в восторг. Однако, как и у них, у столь высокопоставленного человека в первую очередь шёл рассудок и здравый смысл, а уже потом вера. Так что бросаться в бой он не поспешил, более того, обратился ко мне неожиданно вежливо.
— Кто вы?
Пока что, конечно, без «здравствуйте» и «пожалуйста», но уже на вы, что не могло не радовать. И я решил, что на такое стоит ответить взаимностью.
— Меня зовут Ганлин. А тебе стоит как можно быстрее связаться со стоящим за церковью Воплощением. Нам с ним нужно серьёзно поговорить.
Глава 227
— Ганлин…
Мужчина, стоящий передо мной, был полной противоположностью того, что обычно представлялось в ответ на имя «Светлейший». Тёмные мешковатые одежды, на вид ровесники стоявших у стеночки кардиналов, чёрные сальные волосы, свисающие на землистого цвета лицо, колючий взгляд очень светлых, почти белых глаз, тонкий разрез губ, изогнутых в, похоже, перманентном недовольстве… Однако в том, что он был тем самым Воплощением, что я искал, не было никаких сомнений. Потому что если аура Святейшего Отца походила на маленькое сияющее солнышко, то его аура без всяких шуток могла поспорить с нависшим над главным храмом светилом. Тем более с учётом того, что моё лицо явно не вызывало у Светлейшего положительных эмоций и его гнев просачивался в его святую энергию, делая её жгучей словно кислота.
После того, как кардиналы объяснили главе церкви положение дел, всё прошло неожиданно гладко. Святейший Отец ушёл куда-то в глубины своих хором, похоже в какое-то хранилище, и вернулся, держа в руках магический артефакт, напоминающий крупное куриное яйцо на вырезанных из металла ножках. Недовольно глянув на меня напоследок, он рукой раздавил верхнюю половину яйца, достал из него простой перстень с пресловутым тройным крестом и надел на палец. В ту же секунду перстень воссиял мощнейшей святой силой и растворился в ничто вместе с пальцем, на котором находился. Не удивительно, что Святейший Отец так на меня смотрел. И не успел я подумать о том, насколько это было бессмысленно, Воплощение уже стояло в покоях главы церкви, буравя меня взглядом.
— И тебе не хворать, — огрызнулся я. Очень не люблю, когда на меня так смотрят. — Кстати, тебя как звать?
— Я — Светлейший.
Вы посмотрите, какой пафосный сучий потрох!
— Я скорее убью тебя, чем буду так называть.
— Ну попробуй, рискни. Мне всё равно очень хотелось узнать, чего ты стоишь в реальном бою.
Его аура вспыхнула ещё ярче, настолько, что даже без воли Воплощения начала влиять на реальность. Кровать Святейшего Отца, многочисленные церемониальные одежды и даже зеркало с люстрами — всё начало тлеть, обугливаться и плавиться. На лице главы церкви, стоящего чуть поодаль и баюкающего травмированную руку, отразился целый спектр из разных оттенков страдания. Он сам при этом, да и побитые мной кардиналы, оставался совершенно невредим, даже наоборот, было отчётливо видно, как их тела наполняются силой. Всё-таки святая магия была очень странной.