Война

Приходилось прикидываться идиотом, отнекиваться, но так, чтобы не слишком его раздражать. Бебер, наблюдая за нашими препирательствами, едва не падал с койки от смеха. Мамуля Л’Эспинасс в целом была на моей стороне, но предпочитала не вмешиваться. Наша схватка с Меконием, похоже, действовала на нее возбуждающе. По вечерам она приходила и с подчеркнуто невозмутимым видом отлично мне дрочила. В сущности, только она способна была меня здесь защитить, хотя, по мнению Бебера, особо на нее рассчитывать мне не стоило. Кто бы сомневался. Тем не менее Л’Эспинасс, по слухам, вращалась в высших кругах генштаба и могла порекомендовать мне шестимесячный курс реабилитации, обычно ей никогда не отказывали.

Однако до развязки в этой драме было еще далеко. Однажды утром я увидел, как в палату заходит генерал с четырьмя нашивками[14], а перед ним вышагивает не кто иная, как Л’Эспинасс. По выражению их физиономий я сразу понял, что надвигается беда.

Фердинанд, сказал я себе, вот враг, кровожадный и беспощадный, он явился вырвать твое сердце и забрать у тебя все… смотри, какая рожа у этого генерала, дашь ему палец, он тебе всю руку откусит, да он меня просто проглотит и не подавится, продолжал я вполголоса анализировать ситуацию сам с собой. А тут мне нет равных. В подобные мгновения я доверяю только своему инстинкту, и он еще ни разу меня не подводил. Ангелы могут завлекать меня к себе в рай, на ярмарку, к шансонеткам, в оперу, подсовывать мне изысканные десерты, музыкальные инструменты, да хоть шелковистую жопу.

Я все четко осознаю, и стою на своем до конца, Монблан проще сдвинуть с места, чем меня. Когда имеешь дело с человеческой подлостью, следует полагаться исключительно на интуицию. Шутки в сторону. Необходимо взвесить все за и против. Забавно, да. Между тем этот хрен подходит к моей кровати. Присаживается и открывает свой до отказа набитый бумагами портфель. Бебер устраивается поудобнее в ожидании, как я буду выкручиваться. Л’Эспинасс мне его представляет…

— Комендант Рекюмель, военный советник 92-го армейского корпуса, пришел расспросить вас об обстоятельствах произошедшего с вами и вашим отрядом, Фердинанд. Вы же тогда попали в ловушку, помните, вы мне об этом рассказывали… После того как вражеские разведчики отследили ваше передвижение по дороге и на…

Она определенно старалась мне помочь, ну и ушлая же баба. Сходу вложила мне в руки оружие, можно сказать. А ебальник у этого Рекюмеля был не из тех, что располагают к доверительной беседе. Нет, я, конечно, насмотрелся в своей жизни на рожи вечно что-то вынюхивающих и расследующих чинуш, даже крысы озадачились бы прежде, чем в них вцепиться. Но комендант Рекюмель сразу их всех затмил. Во-первых, у него начисто отсутствовали щеки. На их месте зияли провалы, как у покойника, под натянутой покрытой щетиной тонкой просвечивающей насквозь желтой кожей. И, само собой, там, в глубине вакуума, не было ничего, кроме злобы. Взгляд глядевших на меня со дна этой пустоты глаз был настолько пугающим, что все остальные детали невольно отходили на второй план. Жаждущий крови взгляд андалусского мавра. Волос нет, только сверкающая белизной лысина. И стоило мне его поближе рассмотреть, он даже еще и рта не успел открыть, как я снова сказал себе: Фердинанд, вот теперь ты попал, худшего и представить себе было нельзя. Ты имеешь дело с опаснейшим ублюдком, единственным и неповторимым в своем роде, всю французскую армию, наверное, пришлось прошерстить, чтобы такого отыскать, и, если ты дашь этому типу хоть малейшую зацепку, тебя расстреляют завтра же на рассвете.