Война

— Если ты ее сейчас вспугнешь, когда она в таком возбужденном состоянии, то последствия могут быть самые непредсказуемые, Каскад! Лично я сваливаю...

— Погоди, не уходи. Мы ее застанем врасплох. Просто не говори ей, что я здесь. Иди один и напой ей что-нибудь в своем духе.

Мои опасения оказались напрасны. Анжела заливалась веселым смехом. Она уже обслужила трех офицеров накануне, и все трое были англичане.

—  Они были так великодушны. Я же занимаюсь этим от горя.

Так вот зачем ей потребовалась вуаль, бедняжка потеряла своего несчастного отца в Сомме, мало того, ее муж находился здесь, в госпитале Пердю-сюр-ла-Лис. Ведь Гонтран Каскад как раз и был ее мужем, и ее липовый пропуск это подтверждал. Так что все было законно, а британский офицер получал урок французского и моральное удовлетворение в придачу. Только что она заработала на них двенадцать фунтов.

— Ты же ничего не украла, — сказал я.

—  Нет, конечно, и они точно кончили, уверяю тебя, и все благодаря обрушившимся на меня несчастьям.

Со мной ей было весело, и я воспользовался этим, чтобы немножко ее потискать.

Мы договорились, что, если мне удастся все уладить, Каскад будет ждать нас в Гиперболе. И я не сплоховал. Не то чтобы я прямо обворожил Анжелу, но ко мне она была более расположена, чем к своему мужу. Подавальщицу Дестине, которая стала ее сменщицей и ученицей, она терпеть не могла. Что, впрочем, не мешало ей жить в ее каморке.

—  Слышь, насчет твоей давалки, — сходу обратилась она к Каскаду,— ты чё, не мог научить ее мыть свою щель перед тем, как ложиться под клиента?

Я испугался, что он сейчас запустит ей в рожу пивную бутылку, но он был не похож на себя. Бебер словно уж что-то знал о будущем и, можно сказать, был полностью устремлен навстречу своей судьбе.

—  У тебя ничего не выйдет, Анжела, то, чем ты сейчас занимаешься, тебе не потянуть, даже не надейся, неважно, что ты обходилась без меня в Париже, когда я уехал. Ты решила изображать из себя мужика, но для этого нужны мозги, Анжела, которых у тебя нет, у тебя крыша от этого съедет, и в итоге ты сделаешь хуже только себе, а не мне... запомни это.

К моему удивлению, он говорил с ней достаточно спокойно.

Прежде чем мы ушли, она демонстративно, так чтобы все видели, всучила ему купюру в сто франков. Как раз нам на двоих. Я давно уже ничего не просил у родителей. А вскоре мои родители сами о себе напомнили, да кто только о себе не напомнил вскоре. Так бывает, когда все вроде уже затихло, и вдруг до тебя доносится громкое эхо. Вы сейчас поймете, о чем я. Однажды в воскресенье Л’Эспинасс подходит из другого конца палаты, и сама прямо вся сияет и умильно улыбается, глядя на меня. А поскольку я лежал за своим подголовником и немного себя трогал, я даже вздрогнул.

— Фердинанд, — сказала она, — хотите знать, какая у меня для вас прекрасная новость?

Ну думаю, вот оно, меня увольняют со службы, надо же, и осматривать не стали, а прямо сходу.

— Хотите? Вы получили награду от маршала Жоффра, военную медаль.

И тут я, конечно, вылезаю из-за своего укрытия.

— Ваши замечательные родители приезжают завтра. Они уже в курсе. А вот что написано в вашем чудесном приказе...

И она начинает читать его вслух, чтобы все слышали.

— Приказываю объявить капралу Фердинанду благодарность за то, что во время выполнения задания по поиску путей отступления армейского обоза он своими решительными действиями, предпринятыми им по собственной инициативе, серьезно поспособствовал его фактическому спасению. В момент, когда последний подвергся артиллерийскому обстрелу и был атакован частями вражеской кавалерии, капрал Фердинанд, оставшись в полном одиночестве, повел себя в высшей степени героически и открыл огонь по группе баварских уланов, прикрыв таким образом отступление трех сотен [раненых солдат] обоза. Ценой совершенного капралом Фердинандом подвига стало тяжелое ранение.

И это все обо мне. Первое, что я подумал: Фердинанд, это какая-то ошибка. Тогда тем более надо срочно ей воспользоваться. Тут уж, поверьте, я и минуты не колебался.

В такие моменты медлить нельзя. Вряд ли эти события были как-то связаны, но линия фронта перед Пердю в тот день тоже отодвинулась. Немцы отступили, как говорили, после неудачной попытки продвинуться вперед. Канонады стало почти не слышно. Все бойцы в нашей каморке буквально офигели от моего внезапного повышения. Они, можно не сомневаться, мне немного завидовали. Каскад и тот был в какой-то мере заинтригован. История с моей медалью и впрямь была как из романа, но об этом я ему говорить не стал, он бы мне все равно не поверил.

***