Редакция «Областной трибуны». Маленькая комната с высоким потолком. Андрей сидит у компьютера с громоздким старым монитором, набирает на клавиатуре текст. За соседним столом парень с дрэдами играет в компьютерную стрелялку. За окном – железнодорожная насыпь и кусок индустриальной зоны. Андрей отрывается от компьютера, снимает очки, трет глаза, снова надевает, смотрит в окно. По железной дороге идет товарняк, тянутся, одна за другой, грязно-желтые цистерны.
– Курить пойдешь, Витя? – спрашивает Андрей.
Парень мотает головой.
Андрей берет со стола пачку сигарет, зажигалку в кожаном чехле, встает, протискивается между столом и стеной.
Курилка. На стене – распечатанная на принтере картинка-демотиватор: котенок в полицейской машине и надпись «Моя милиция меня бережет».
Андрей сидит на табуретке, курит. Он достает из кармана телефон, находит в записной книжке номер, звонит.
– Алло, Игорь? Привет, это Андрей.
– Привет, – отвечает в трубке Воронько.
– Как дела?
– Ты меня этим говном не грузи, лучше сразу говори конкретно, что тебе надо?
– Ты знаешь. Ну или хотя бы догадываешься.
– Не еби вола, ты понял? Знаешь, догадываешься… Что это за хуйня? У меня что, дел других нет?
– Нападение на ОВД.
– Это не телефонный разговор.
– Когда сможем встретиться?
– Завтра. Если получится. Перезвони. Все, давай.
– Пока.
Воронько кладет телефон на стол. Он – в своем кабинете. Рядом – Кабанов. На другом конце стола – Белобровов, мужчина под пятьдесят, в черном свитере под горло.
– Короче, продолжай, – говорит Воронько и кивает Кабанову.
– Значит, на чем мы остановились… – говорит Кабанов. – Ты сказал, что понятия не имеешь, кто это мог сделать, и что сам не имеешь к этому никакого отношения.
– Разумеется. Это просто абсурд какой-то… Вы что, серьезно считаете, что я мог бросать бутылки с зажигательной смесью через забор отделения милиции? – Он хмыкает. – Это в моем-то возрасте?
– Кто тебя знает? – говорит Воронько. – Вы же устраиваете все эти «марши миллионов». Ваша задача – расшатать лодку. А для этого вы готовы идти на все, разве нет?
– Нет, – говорит Белобровов. – Вот в этом вы глубоко заблуждаетесь. Как раз мы-то и не готовы идти на все. Мы действуем исключительно в рамках закона.
– Это ты можешь кому-нибудь другому рассказывать, ясно? – говорит Кабанов.
– Ну, это ваше право – верить мне или не верить. Вы меня в чем-то конкретном обвиняете? Я могу позвонить своему адвокату?
– Никто тебя ни в чем не обвиняет. Это был вызов для беседы. Все, свободен.
Вечер. Саша и Оля спускаются в подземный переход. Сворачиваются торговцы книгами, цветами и сим-картами. Слепой мужчина в черных очках играет на баяне фрагмент из «Времен года» Вивальди. Рядом с ним сидит пес, подвывает.
– …ты зря его защищаешь, – говорит Оля. – Шнур для меня – воплощение фальши и попсни, только в какой-то другой, чуть более скандальной форме.
– Я его не защищаю. Я только говорю, что он – талантливый человек и что на фоне всех остальных он все равно выделяется…
– Да, талантливый, но еще и хитрожопый. Он берет какие-то непопсовые элементы и строит из них коммерческий продукт, очень даже попсовый…
– Если Шнур – попсовый, то кто тогда Филипп Киркоров?
– Для меня они одного поля ягоды. Да, Киркоров более тошнотворный, но Шнур – такая же фальшь и попсня, только рассчитанная на другую аудиторию. Более продвинутую, более циничную. Для такой аудитории Киркоров – это просто отстой вообще. А Шнур – самый раз. Для офисного планктона, который хочет в пятницу вечером набухаться, расслабиться, поматериться…
Оля и Саша выходят из перехода, подходят к киоску с хот-догами. Саша покупает два кофе в прозрачных пластмассовых стаканчиках.
Они идут по путепроводу, останавливаются на середине. Внизу проносятся машины. Вдалеке – панорама города: масштабные сталинские здания в центре, районы однотипных хрущевок и девятиэтажек, заводские корпуса с трубами.
– Знаю, это звучит, наверно, банально… – говорит Оля, делает глоток кофе. – Но я все же спрошу…
– Можешь не спрашивать. Я знаю, о чем ты хочешь спросить, и я сразу могу тебе ответить. Я чувствую себя хорошо. Я чувствую себя офигенно.
По синеющему небу пролетает самолет, оставляя размазанный след.
Кафе. На стенах – несколько цветных фотографий: пляжи, пальмы, девушки в купальниках. Андрей и Воронько сидят за столиком в углу. На столике – графин с водкой, тарелки с нарезанной колбасой, огурцами, помидорами, хлебом.
За соседним столиком – два молодых мента и две искусственные блондинки в коротких юбках, еще за одним – седой лысоватый дядька за пятьдесят.
Андрей кивает на него головой.
– Тоже ваш кадр?
– Да, из «Центрального» ОВД. Подполковник Скуратович.
– Сюда вообще, кроме ментов, кто-нибудь ходит?
– Ходят. Те, кто не знает. – Воронько хмыкает. – А Скуратович – он дядька известный. Помню, лет пятнадцать назад, он еще старлеем был тогда, три отморозка захватили супермаркет, заложников взяли…
– Чего-чего?