Кабинет Санькина. На стульях сидят три скинхеда. Один – в кожаной куртке, два других – в «бомберах». Все трое – в светлых джинсах и высоких ботинках. Санькин, сидя за столом, просматривает бумаги, откладывает, поднимает глаза на парней.
– Значит, так, ребята, – говорит он. – Это – абсолютно неофициальная беседа. Поэтому хочу, чтобы вы меня поняли правильно. Вас никто ни в чем не обвиняет, просто есть разговор.
– На тему? – спрашивает один, с прыщавым лицом.
Санькин смотрит на парней, переводя взгляд с одного на другого.
– Нападение на ОВД «Ближний».
– Ну а мы тут при чем? – Второй парень, невысокий, плотный, с круглым лицом, хмуро смотрит на Санькина, сжимает и разжимает кулак.
– Ребята, я разве сказал, что вы имеете к этому отношение? Я еще раз повторяю: вас никто ни в чем не обвиняет, мы выясняем ситуацию. В молодежной среде, так сказать. Вдруг вы что-то слышали…
– Как мы могли что-то слышать? – говорит прыщавый. – Это анархисты могли сделать, антифа. Что мы можем знать про это?
– Ну, ребята, вы, боюсь, нас несколько недооцениваете. Мы на то и центр «Э», чтобы знать про все ваши взаимоотношения. Думаете, мы не знаем, что вы «пасете» антифа, а они «пасут» вас? Шагу друг без друга ступить не можете…
– Это все неправда, – говорит круглолицый. – Никто никого не «пасет». Они нам не нужны. Их на весь город пять человек. И то они только в Интернете сидят и на заборах пишут.
– Значит, получается, что никто ничего не знает?
Скины пожимают плечами.
– Ну а сами вы как думаете, кто это мог сделать?
– Это ваша работа – думать, – говорит прыщавый. – Вам за это деньги платят…
– Ну, как знаете, – говорит Санькин, морщит лоб. – Но если что все же узнаете…
– Само собой, – говорит круглолицый, хмыкает.
Квартира Стаса.
– …Согласен, – говорит Стас. – Этим можно показать, что мы не боимся совершать дерзкие акции, средь бела дня. Но важно действовать четко по плану. Чтобы каждый знал свою задачу и строго ее выполнял. И не забывать оставлять дома мобильники, даже когда приходим на наблюдение.
– А ничего, что дэпээсник? – спрашивает Сергей. – Я-то их, гадов, ненавижу, но это, получается, не совсем мент…
– Как это – не совсем? – говорит Саша. – Такой же мент, действующий по таким же понятиям. Вместо того чтобы заниматься безопасностью движения, они думают только о личном обогащении. Кроме сбора взяток, их ничего не интересует. Так что все нормально…
– Да, даже какое-то разнообразие, – говорит Оля.
– Ладно. – Стас оглядывает ребят. – Значит, на сегодня все. Как всегда, выходим «частями».
– Мы тогда первые, хорошо? – спрашивает Саша.
Остальные кивают. Парни пожимают руки. Оля целует Ивана, Сергея и Стаса в щеку.
Оля и Саша выходят.
Оля и Саша садятся в лифт. Двери закрываются.
– Есть новости про Вику, – говорит Оля. – Я не хотела при всех. Она, оказывается, оставила матери записку: не ищите, у меня все в порядке, я нахожусь с хорошими людьми в надежном месте, выйду на связь сама. А мать была в очередном своем отъезде и прочитала ее только сейчас.
– И ее не беспокоило, что от Вики нет никакой информации, звонков, эсэмэсок?
– Это для них нормально.
– Но почему тогда она оставила записку ей, а не тебе, скажем? Или Жене? Или Кевину?
– Это как бы в ее стиле.
– Куда она могла уехать?
– Понятия не имею…
Лифт останавливается, двери раздвигаются. Оля и Саша выходят, идут мимо почтовых ящиков, набитых рекламным спамом. Саша нажимает на кнопку домофона, открывает дверь подъезда.
– Я ничего необычного в ней не заметила, – говорит Оля. – Вела себя, как обычно. В смысле, с некоторой долей странности, но в пределах обычного…
– Ну, давай надеяться, что у нее все в норме.
Оля и Саша идут через двор. На лавочке сидит компания тинейджеров. Они пьют пиво, передавая друг другу двухлитровую «бомбу».
– …и он всем рассказал, что она ему дала, и минеты, и все прочее, – говорит один. Остальные хмыкают. – И она тогда сказала: я выпускаю на тебя брата. А он у нее в ОМОНе. Он тогда у нее на коленях прощенья просил, подошвы лизал. Нормально?
– А она?
– Не простила. Чувак готовится к смерти.
Все хохочут.
Полиция. Кабинет Кабанова. На стульях – два парня и девушка.
Кабанов курит, перекладывает на столе бумаги. Он тушит в пепельнице сигарету, хмуро смотрит на ребят.
– Конкретный вопрос. Что каждый из вас делал в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое сентября? Отвечаем по очереди, четко и конкретно.
– Я не помню… – говорит парень с «ирокезом». – Давно уже было. Я вообще живу сегодняшним днем…
Кабанов качает головой.
– Нет, я что, плохо объяснил? Отвечаем четко и конкретно.
– Ну а если я не помню?
– Так и скажи: не помню. Два слова. Не. Помню. Или ты тупой?
– Не. Помню, – говорит панк, подражая интонации Кабанова.
– Зря выебываешься. Думаешь, я тебя не могу прессануть? Прессану, если что, как надо. Время пока не пришло. Следующий.
– Я был дома, – говорит второй парень, с длинной прядью волос, выкрашенных в зеленый цвет.
– Следующий!
– И я была дома, – говорит девушка.
– Очень хорошо. – Кабанов хмурится. – Ну, мы это, если что, проверим. Еще конкретный вопрос: что вы знаете про нападение на ОВД «Ближний»?