– Пан! Пан! – кричит Андрюха, но Пан не слышит.
Вертушка улетает. Мы рассаживаемся на траве и закуриваем. Андрюха сплевывает и кидает довольно большой бычок на землю. Разнервничался. Я поднимаю бычок с земли и докуриваю. Нервы нервами, но выбрасывать такие окурки – попросту преступление. Делаю еще несколько затяжек, пока уголек не начинает обжигать мне пальцы, потом втаптываю его в землю.
Батальон охватывает тротиловая лихорадка. Все заняты поисками снарядов. Их выменивают на курево, достают у земляков, выпрашивают или воруют. И плавят из них тротил. Никто не знает, зачем он нужен, говорят, что за него дают хорошие деньги на центральном рынке в Грозном, но я сильно в этом сомневаюсь. Зачем «чехам» покупать тротил, когда в Грозном и так битком неразорвавшихся снарядов, они валяются на улицах, словно поленья, ходи да собирай. Один раз я видел даже неразорвавшуюся пятитонку, огромную бомбу, похожую на большой воздушный шар; она лежала посреди воронки, как толстая свинья в луже грязи, зарывшись своим пятачком в землю. Из такой можно достать сразу пять тонн взрывчатки, чего мелочиться и размениваться на какие-то полупудовые снаряды? И кроме того, даже если на центральном рынке и покупают тротил, мы-то все равно не сможем туда попасть.
Но это никого не волнует, и солдаты плавят взрывчатку. Это очень просто, надо лишь скрутить взрыватель и положить снаряд в огонь, вот и все. Через какое-то время из него жидким пластилином потечет тротил. От огня он не взрывается, детонирует только от запала или электроимпульса, так что ничего опасного в этом нет.
Тренчик наплавил целый вещмешок и теперь таскает его за собой, словно валютный фонд державы.
Днем он хранит сидор в командирском бэтээре, прямо под сиденьем Бондаря. Вздумай такое проделать кто-нибудь другой, мешок со взрывчаткой был бы обязательно обнаружен. Представляю, какие последовали бы санкции, если б ротный узнал, что родимые солдаты засунули ему под задницу два пуда взрывчатки. Но Тренчику, как всегда, везет.
Мы плавим тротил до тех пор, пока у одного парнишки снаряд не разрывается прямо в руках. Как это могло случиться, никто не знает. Взрывом его отбросило на несколько десятков метров, он перелетел через штаб и упал на бэтээр комбата. Несчастному вырвало грудь, посередине тела зияла большая дыра.
Впрочем, Тренчик все равно не выкидывает свой сидор и продолжает использовать его вместо подушки.
– Запас карман не тянет, – говорит он, подбивая вещ мешок кулаком на ночь.
Он прав. Тротил уже выплавлен, так чего ради его выкидывать? Тому парню ведь от этого легче не станет.
– И зачем мы только учили эту дурацкую морзянку, – ворчит Тренчик, промывая ванночку перед очередным набегом на кухню. – Какой от нее толк? Все равно в армии никто ей уже не пользуется. Мы же только и делаем, что воруем воду да получаем тумаки, вот и вся наша военная наука. Лучше бы деньги, которые затратили на мое обучение, отдали мне, уж я-то нашел бы, как ими распорядиться.
Это верно. Азбука Морзе устарела лет на двадцать, и тут она никому не нужна. Мне сложно представить, что в бою радист начнет отстукивать точки-тире и посылать сообщение шифром. В такие минуты орешь в эфир матом и передаешь все открытым текстом, позабыв обо всех секретных кодах и позывных.
– Точно, – соглашается Андрюха. – Лучше бы нас стрелять научили.
– Пидарасы они все, – говорит Тренчик. – Мы с вами – пушечное мясо, вот что я вам скажу. Отменное пушечное мясо, да к тому же очень дешевое, всего по восемнадцать с полтиной за семьдесят килограмм живого веса.
– Рядовой Жих! Ваши разговоры являются паникерскими! Или вы считаете, что конституционный строй нашей Родины – это пустой звук? За такое малодушие вы достойны пойти в атаку в первых шеренгах без бронежилета, – отчитываю я его.
Тренчик скорчивается, как от удара под дых. Его глаза выражают ужас.
– Нет, нет, только не это, – шепчет он. – Разрешите хотя бы надеть каску…
– А ну встаньте смирно, товарищ гвардии мяса рядовой, когда с вами разговаривает старший по званию! – грозно замечаю я. – В конце концов, я сержант! Но вам этого не понять. Вы вряд ли когда-нибудь будете удостоены этого высокого звания.
Мы с Андрюхой уже сержанты, тогда как Тренчик лишь младший сержант. Мне звание досталось на халяву: Савченко спер в штабе печать и нашлепал мне в военнике званий чуть не до лейтенанта. Андрюха же третью лычку заработал еще в учебке за отличную службу. Впрочем, это не имеет никакого значения, бьют нас наравне с рядовыми. Пожалуй, даже сильнее: быть старшим по званию, имея при этом меньший срок службы, – непростительный проступок. «Так ты еще и сержант?» – удивляются дембеля и навешивают мне пару лишних плюх. Поэтому я никогда не ношу лычки. Да их никто не носит, здесь важен лишь срок службы.
– А ну быстро! – подхватывает Андрюха. – Доложите мне задачу номер сорок один для специалистов КШМ[16]
со спецаппаратурой! Этим вы окажете Родине неоценимую услугу.