Война

– Товарищи сержанты! Докладываю! Идите в задницу! – четко отвечает Тренчик и вытягивается во фронт. Глаза его горят рвением отдать свою никчемную жизнь во благо конституционного строя нашей Родины.

– Плохо, младший сержант Жих, очень плохо, – говорит Андрюха, подражая командиру нашей учебной роты майору Ремезу. – Может быть, вы и тактико-технических характеристик радиостанции Р-111 не знаете? Доложите!

– Приемо-передающая симплексная возимая широкодиапазонная УКВ-телефонная радиостанция для обеспечения ТЛФ/РС в тактических звеньях управления, два поддиапазона 20–36–52, семьдесят пять ватт, двадцать шесть вольт, АБ 4/5 НКТБ-80 бортсеть ПРД 18 А, вес сто килограммов, – без запинки тарабанит Жих.

Мы с Андрюхой стоим раскрыв рты. Я уже порядком подзабыл все эти премудрости, но теперь они всплывают в моей памяти. Все-таки трудно забыть морзянку, если тебе ее вбивали в голову тяжелой армейской табуреткой каждый день на протяжении шести месяцев. Мы учили ее в основном в упоре лежа. Удар по почкам – лучший стимул для развития тяги к знаниям.

– Господи, и такую лабуду мы талдычили целых полгода! – удивляется Андрюха. – Да кому это нужно?

– А ведь и вправду, – говорю я, – мы же учили всю эту хреновину, будто от нее зависела наша жизнь. Но никто не удосужился объяснить нам, как останавливать кровь, как вычислить снайпера в ночном бою или как украсть на кухне воду.

– Пидарасы, – говорит Андрюха. – Они все – одна сплошная банда пидарасов.

– А ну-ка быстро: что такое «интервал»? – продолжает Жих.

– Это расстояние по фронту между военнослужащими, подразделениями или частями, – отвечает Андрюха. – Здесь ты меня не подловишь. А вот доложите-ка лучше, товарищ сержант, значение аббревиатуры ЩСА? – спрашивает он меня.

– Как меня слышно, – отвечаю я.

– РПТ?

– Повторите.

– ЩРЖ?

Что такое ЩРЖ, я не помню. Зато помню характеристики телефонного аппарата ТА-57, о чем ему и докладываю.

– Точка-точка-тире? – парирует Жих.

– Ти-ти-та, Унесло, Ульяна, – поет напевку буквы «у» Андрюха и тут же переходит в нападение: – Та-ти-та, как-де-ла, Константин! Ча-ша-то-нет, Человек – «ч»!

– Пила-по-ет, Павел, «п», – парирую я.

– Ай-да, ти-та, Анна!

Мы сидим в своей землянке, разговариваем друг с другом морзянкой и смеемся, как идиоты.

Всех добивает Тренчик. Он называет цифры, от одного до десяти:

– И-толь-ко-одна, Две-не-хо-ро-шо, Три-депу-та-та, Че-тве-ре-ти-ка…

Мы ржем.

Солдат, пожалуй, самое простое существо во Вселенной. Когда нам страшно, мы боимся, когда тоскливо – тоскуем, когда смешно – смеемся. Нет, мы ничего не забываем, каждый день войны ложится на душу тяжелым грузом, и когда-нибудь нам предстоит остаться один на один со своими воспоминаниями, но сегодня нам до этого нет никакого дела. Мы живы, что еще надо?

В конце концов, мы еще совсем мальчишки.

– Я на месте всех земных правительств устроил бы собрание, чтоб на нем постановили: выделить специальный полигон, куда страны отправляли бы свои войска и выясняли отношения, – вносит предложение Олег. – Например, здесь, в Чечне. А и правда? Россия могла бы сдавать Грозный в аренду. Захотели, например, потягаться Израиль и Палестина, отправили бы сюда свои армии и наваляли друг другу по первое число! Кто победил, тот и хозяйничает в Иерусалиме. А деньги за аренду можно было бы отдавать нашим раненым, кому поотрывало руки и ноги. Тогда они по крайне мере не просили бы милостыню в переходах.

– А еще лучше было бы запускать сюда иностранные спецслужбы, пусть учатся воевать с терроризмом в реальных условиях!

– Ни хрена не выйдет, – возражает Мутный. – Тогда «чехов» пришлось бы ставить на довольствие и платить им зарплату. Да и вообще, им быстро конец бы пришел: немцы или те же самые евреи не стали бы церемониться с боевиками, как наше правительство, загнали бы всех в горы и расстреляли из саушек[17]. А то что это за война такая – то воюем, то не воюем, то наступаем, то отступаем?!

Батальон входит в какое-то село. Оно почти не разрушено, обстреливали его мало, но жителей не видно. На центральной площади ветер гоняет бумагу и волчками закручивает пыль.

Вокруг площади, прямо перед домами, стоят большие кресты. На них висят распятые русские солдаты – они прибиты за руки к перекладинам, у каждого в груди несколько пулевых отверстий. Все кастрированы.

Комбат приказывает зачистить село.

На площадь стаскивают всех мужиков, каких находят, сваливают там кучей, а потом начинается резня. Один прижимает чечена ногой к земле, второй снимает с него штаны и двумя-тремя резкими рывками отрезает мошонку. Зубцы штык-ножей цепляют плоть и тянут из тела сосуды.

За полдня кастрируют все село, потом батальон уходит. Наших оставляют на крестах: их потом снимут особисты.