Хаген остановился, взглянул на подмастерьев. Половинчики уже веселились – дело сделано, можно возвращаться домой со славой, чуток передохнуть, а там и в новый бой! Гномы, напротив, хмурились – именно они потеряли пятерых тяжело раненными. Эльфы наверняка станут смеяться, а хуже этого ничего и придумать было нельзя.
Где-то далеко в селении запели первые петухи. Ночь, окутавшая Игнис, кончалась.
Пора было в дорогу.
Эпилог
Голова раскалывалась, в глазах плавали огненные круги; грудь жгло, не хватало воздуха. Неведомая сила вдавливала её в камень, не давая вдохнуть – сейчас, сейчас, отползти чуток – и она прикроет остальных, она сможет, она сумеет…
– Клара, милая, – кто-то звал её, настойчиво и неустанно.
Клара? Милая моя?
Веки словно ползли по усеянному шипами панцирю ракопаука. Глаза ни на что не желали смотреть.
– Клара, девочка моя дорогая! – Ласковый голос – да, она его узнаёт! Мессир Архимаг! Владыка!..
Она вспомнила – как всё горело и рушилось вокруг, а он, мессир, в развевающемся плаще – полы охвачены огнём – склоняется над ней, подхватывает на руки и…
И больше она ничего не помнит.
– Всё хорошо, дитя. Ты в безопасности.
– Я… в безопасности?..
Она ведь сражалась, точно с кем-то сражалась. Но с кем, когда, зачем?
– Всё позади, – повторил мессир.
Клара лежала на широкой кровати; комната показалась ей незнакома. Хотя…
– Ты в моём доме, дорогая. Я лечу тебя сам. Прости, этой чести я никому не доверю. И, поверь, старик Игнациус тоже поднаторел в науке целительства за свои, э-ээ, сколько-то тысяч лет.
Рядом, в изголовье – столик на колёсах, весь уставленный снадобьями. Лоток с ланцетом, окровавленные смятые салфетки.
Память по-прежнему отказывалась ей повиноваться.
– Что… что случилось, мессир?
– Ты ничего не помнишь, милая? – негромко спросил он. Брови сдвинулись, в глазах – ничего, кроме лишь глубокого за неё беспокойства.
– Нет… то есть да… помню, кто я, кто… кто вы, мессир.
Милорд мэтр слабо улыбнулся.
– Ты помнишь поход? Поход… Ричарда д’Ассини?
Конечно, она помнила. Она – ну да, они же дрались…