Спуск в мир здесь тоже обустроили как подобает – лёгкий, плавный, неторопливый, словно сходишь прозрачной дорогой. Под ногами разбегались в стороны прозрачные облака, открывая картину мирной жизни: пашни, тракты, рощи оливковых деревьев, городки, и над каждым вместо сеньорского замка царит монастырь-цитадель. Пейзаж вполне себе мирный и даже благополучный, но слишком уж скучный, всюду одни и те же поля, фермы да монастыри.
Однако вот прозрачная тропа свернула, и под ногами открылось истинное чудо. Из горной гряды вырастал огромный замок не замок, крепость не крепость – цитадель, спиралью стен обвившая склоны, пробившая их бойницами и вознёсшая на шпиле превыше горных пиков косой Спасителев крест. Эварха видел многочисленные внутренние дворики, склады, молельни, мастерские, курившиеся дымом печей, конюшни, а посередине – громадный стеклянный купол в частом медном переплёте, словно выпуклый громадный глаз. Что у них там, оранжерея, что ли?..
– Монастырь Всех Сил Святых! – Отец Бенедикт старался перекричать разыгравшийся на высоте ветер. – Одно из двенадцати чудес Игниса!
И вот под ногами уже твёрдая земля, пахнущая пылью и зноем, горная крутая дорога, и сверху от громады монастыря несутся знакомые звуки: стук копыт, скрип колодезного ворота, чьи-то окрики, стройное пение… Эварха, даром что спешил, вздохнул с облегчением. Междумирье он не любил – не для людей оно, а в мир сойдёшь, и сразу на душе спокойнее.
Исполинская цитадель нависала над дорогой, закрывая полнеба. На скале, чуть в отдалении, Эварха заметил косой каменный крест со стрелой – явно очень старый, весь выщербленный. Отец Бенедикт перехватил его взгляд, пояснил:
– Здесь с незапамятных времён живут отшельники нашего монастыря, те, кто от мира совсем уходит, дабы постичь суть Спасителя и путей Его. К ним стремятся за советом многие сильные, но не всех принимают они… О, а вот и брат Августин! Доброе предзнаменование!..
Последнее он воскликнул с искренним изумлением. Эварха поднял взгляд – рядом с древним крестом стоял худой, прямой как палка монах, облачённый в очень светлую, почти белую сутану. Ловец привык думать, что отшельник – непременно иссохший старец с бородой до колен, но этот был молод и бороды не носил вовсе. Длинные волосы трепал горный ветер, худое лицо – исполнено светлой, всё понимающей печали. И силой тянуло от него – белой, ослепительной силой. Ловец аж попятился.
Отец Бенедикт и остальные дружно склонились и осенили себя Спасителевым знаком – с пальцев соскакивали белые вспышки. Эварха поклонился, но Знаком себя осенять не стал. А брат Августин вдруг поднял руку и благословил их всех – так, что Эварху осыпало ворохом колючих искр.
Ловец встряхнулся, опасаясь, не повредит ли благословение нанесённые целителем руны. Их и так-то осталась едва половина! А то кто их знает, этих отшельников – снимет заклятие, и что ему потом делать?
Брат Августин ещё мгновение смотрел на ловца и его спутников не то с сожалением, не то с печалью, а потом резко развернулся и исчез – только светлые одежды мелькнули среди скал.
– Тебе несказанно повезло, добрый ловец, – отец Бенедикт наконец поднял голову. – Редко кто даже из нас, недостойных слуг Спасителя, удостаивается благословения святого отшельника, а уж из мирян и вовсе единицы. Чувствуешь ли благодать святого пламени?
Эварха пожал плечами – вроде как нет, хотя на самом деле идти стало легче, рассеялась дневная усталость и на душе посветлело, словно кто-то вдохнул в него надежду. Какая такая надежда, прикрикнул Эварха сам на себя, вся надежда твоя на быстрые ноги да на хитрую голову, а больше ни на что!..
Отец Бенедикт усмехнулся:
– Ты не привык верить, добрый мой ловец, в том твоя беда. Позволь себе хоть раз довериться Спасителю – и увидишь, насколько легче станет жизнь! Пойдём, нам осталось совсем немного.
В крепость они попали через настежь распахнутые громадные ворота. Стражи святые отцы не выставляли, но врата содержали в отменном порядке – ни следа ржавчины, ни отошедшей доски. Впрочем, при таком благостном пейзаже, какой он видел сверху, в страже у ворот нет никакого смысла.
Едва они вошли на просторный монастырский двор, к ним тут же кинулись монахи в серых сутанах. Тележку с Древней куда-то сразу же укатили, отец Бенедикт пошёл за ней, на прощание ободряюще улыбнувшись Эвархе. Ловца и остальных повели кривыми улочками внутри монастырских стен, где поместился, оказывается, целый город. Эварха с любопытством обозревал тесно прилепившиеся друг к другу мастерские, жилые кельи, часовенки; башни и башенки, прихотливо извивающиеся крепостные стены с бойницами, перекинутые от яруса к ярусу подвесные мостики и крытые переходы. «От кого они тут обороняются? Или когда-то оборонялись? Неужели в их драгоценном Игнисе у Спасителя ещё остались враги?»
– Скажи мне, брат Магнус, а против кого это всё?..
Монашек поднял на него безмятежный взор.