Когда появился к нам, в Козицыно, враг, у меня, у Семеновой, первую взяли корову. Потом взяли у меня гусей. Гусей я не хотела давать. Дали мне по щеке и затопали на меня: „Уйди!“ Дети увидели, что дали мне по щеке, и закричали: „Уйди! Пускай враг жрет!“ На другой день ко мне пришли брать последнюю овцу. И стала плакать, не давать. А германский солдат затопал ногами и закричал: „Уйди, матка!“ Когда я обернулась назад, он выстрелил. Я от ужаса упала в снег. А последнюю овцу все-таки взяли.
Когда они от нас отступали, сожгли мой хутор, сожгли избу, двор, сарай и амбар. При этом сожгли все мое крестьянское имущество, и осталась я без последствия с тремя детьми в чужой постройке.
Два мои сына в Красной Армии: Алексей Егорович, Георгий Егорович.
Сыновья мои, если вы живы, бейте врага без пощады! Бейте до последней капли крови! А мы будем вам помогать, чем только можно.
Калининской области, деревня Козицыно».
Эти простые, строгие слова хватают за сердце, в них обида на врага, в них горе матери, в них сила русской женщины: она благословляет своих сыновей на великий ратный подвиг.
Нет на запад от Москвы уцелевшего жилья. Нет на восток от Москвы семьи, где не ждали бы, затаив дыхание, письма от сына, мужа или брата. Наш народ пошел на все лишения, на муку, на испытания, только бы сохранить свободу и родину.
Алексей Егорович и Георгий Егорович, не забывайте о суровой обиде вашей матери из деревни Козицыно. Не забывайте, об ее материнском наставлении: это говорит не только крестьянка Елизавета Ивановна Семенова — это говорит Россия.
Глубокая Мокатыха
27 октября 1941 года немцы заняли хутор Глубокая Мокатыха Славянского района. 3 апреля 1942 года наши бойцы освободили хутор. Они увидели груды развалин. Повалены заборы, рассыпались домики, разметаны соломенные или черепичные крыши, вырублены сады, разрушена школа — пять месяцев здесь резвились гитлеровцы.
Хутору Глубокая Мокатыха полтораста лет. Вот здесь стояла первая хата Григория Савченко, прозванного «дедом-почтарем». Он возил почту из Славянска в Изюм. Дел-почтарь основал хутор, и до наших дней жителей Глубокой Мокатыхи звали «почтарями». Почти все они носят имя Савченко. Жили в хуторе рабочие. Жиле хорошо. Были у них коровы, свиньи, овцы. Немцы все съели.
В холодную зиму немцы раздели и разули хуторян. Забрали валенки. Забрали теплые шапки. Немцы глумились над людьми. Иосифу Романовичу Савченко шестьдесят семь лет. Немцы пришли, говорят: «Лови, мальчик, куриц!» Он поймал трех своих кур, отдал немцам. Тогда один приставил к груди старика пистолет: «Мальчик, живо! Сделай еще три курицы…» Прасковью Трофимовну Савченко немцы избили до потери сознания. Старика Григория Лукича Савченко били по лицу плеткой. Пятнадцатилетнюю Тоню Савченко заставляли снимать вшей с голых немцев, а когда она упиралась, били ее смертным боем. Мальчик Ваня — ему шесть лет — засмеялся громко в хате. Немцы обиделись, избили мальчика на глазах у матери. Восьмилетний Петя Савченко не свернул с дороги, когда шли два немца. Они его повалили на снег и били сапогами.
Когда части Красной Армии стали подходить к хутору, немцы потребовали, чтобы жители ушли в Славянск. Они выгоняли женщин из домов. Кто не хотел итти, того избивали. Из 174 душ они угнали 110.
В марте немцами овладел страх. Они запрятались в погреба. Они заставляли женщин рыть окопы, рубить дрова, ходить за водой. Они посылали женщин под огонь. Немцы боялись темноты: ночью не выходили из нор. Говорили, что лай собак их выдает, и перебили всех собак. Жители рассказывают: «С нами они храбрые были, как услышали выстрелы, не узнать — дрожат, паршивцы…»
Вот Ульяна Спиридоновна Савченко — ее муж командир Красной Армии. Она говорит: «Мужу напишу…» Иосиф Романович повторяет: «У меня сын в Красной Армии. Пусть знает…» Молодая жена красноармейца Наталья Арсеньевна Савченко рассказывает: «Выгнали меня голой из хаты, а хату взорвали… Товарищи мой родные, увидите мужа — скажите…»
Какое дело немецким грабителям до деда-почтаря и де самого хутора? Им все равно, что люди здесь работали, справляли свадьбы, нянчили детей. Для них наши девушки — забава на час. Для них наши дома — солдатский постой. Для них наши дети — мошкара. Наша земля для них чужое поле — вытоптал и ушел восвояси.
Что такое наступление для немцев? Еще тысяча сожженных деревень. Краденые одеяла. Краденые куры. А потом пуля в живот и могила на чужой стороне. Для вас наступление — это жизнь наших близких, это спасенные семьи, это счастливые слезы вырученных женщин, это благословение стариков и детворы, что весело верещит — русским, по-русски: «Дяденька, пришли!..».
Одесса