Хорус открыл тайник и позвал друзей. Уранум до конца считал, что колдун над ним просто издевается, и с трудом поверил своим глазам, увидев души будущих жертв. Долорес сохраняла абсолютное спокойствие, а точнее, полное равнодушие к своей судьбе. Внук Нуардис совершил движение рукой так, словно душил её на расстоянии, и произнёс соответствующее страшное заклинание. К его удивлению и ужасу, ничего не произошло. Долорес продолжала стоять неподвижно, устремив взор куда-то вдаль. На действия и слова мучителя она никак не реагировала. Зато по подземелью, подобно порыву ветра, пронёсся тысячеголосый шёпот. Слова разобрать не удалось, но звук получился устрашающий. «Высшие, присутствующие незримо, но вечно во всех мирах, здесь, и они явно недовольны твоей попыткой нарушить клятву», – назидательно заметил колдун. Но Уранум отмахнулся от него как от назойливой мухи. «Пусть себе шепчут на здоровье! От шороха ещё никто не помирал», – легкомысленно подумал злодей.
«Что ж вы, женщины, за существа-то такие? Второй раз нормально сдохнуть не можете! – прорычал душегуб. – Вечно за вас мужчины должны отдуваться. Маурисио! Иди сюда! Душить тебя буду». К его изумлению, душа рудокопа не сдвинулась с места, а, нагло посмотрев в его сторону, заявила: «Вам надо – вы и идите!» От такой неслыханной дерзости Уранум аж подпрыгнул на месте. Он протянул правую руку к шее Маурисио, сжал её и произнёс заклинание. Никакого эффекта. Эльф повернулся к колдуну и сказал: «Спасибо, друг! Ты старался изо всех сил. Увы! Злая судьба оказалась сильнее. Мы потеряли нашего сына. Тебе, кровожадное чудовище, ещё придётся заплатить за это! Мы уходим. Хорус, ты знаешь, где нас найти. Если мы понадобимся, зови. Для тебя мы сделаем всё, что в наших силах. Пойдём, дорогая!» Он нежно обнял жену и повёл её в сторону подземелий Ферлатиса. Долорес безвольно следовала за супругом. Безутешное материнское горе сменилось полной апатией. Она даже не взглянула в сторону смертельного врага, прошла мимо, словно его не видела.
Когда Маурисио и Долорес скрылись из виду, Уранум пришёл в себя и заскрежетал зубами от бессильной злобы. У него из-под носа увели двух рабов и жестоко посмеялись над ним.
Он не мог оставить проделки колдуна безнаказанными. Не помня себя от гнева и ярости, выхватил личную печать колдуна, сжал её в кулаке с такой силой, что пальцы побелели, и начал произносить заклинание. Хорус вжался в стену пещеры. Такого поворота событий он не ожидал. Он испугался не на шутку, поняв, что враг не блефует. Да, возможно, Высшие, присутствующие незримо, но вечно во всех мирах, покарают Уранума за нарушение клятвы, однако самому Хорусу от этого легче не будет. Препятствовать или вмешиваться они точно не станут. Он понимал, что злодей произнесёт магическую формулу до конца – и тогда случится что-то очень страшное. Он боялся предположить, что именно. Сила личной печати была безмерно велика, а противник хорошо владел чёрной магией.
Но это Урануму не помогло. У него оказались слишком плохие советчики: гнев и ярость. «Если я уничтожу колдуна, исчезнет и сама печать, а Нуардис меня с того света достанет и убьёт. Если я использую одно желание из трёх, возможно, она ничего не заметит, зато я избавлюсь от проклятого фокусника!» – логично решил он, но гнев и ярость лишили его осторожности в выборе слов. «Слушай и повинуйся! Я, владеющий твоей печатью, значит, и душой, запрещаю тебе передвигаться, говорить, видеть и слышать в пределах моего царства! Да будет по воле моей во веки веков!» – устрашающе произнёс Уранум, глядя в полные ужаса глаза жертвы и размахивая у неё перед носом печатью. Он готовился увидеть страшные муки колдуна, который должен был вмиг ослепнуть, оглохнуть, онеметь и оказаться полностью парализованным. Но душа Хоруса как-то не особенно торопилась подчиняться страшной воле. Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь зловещим перешёптыванием тысячи голосов.
Едва злодей произнёс магическую формулу, личная печать нагрелась, на секунду вспыхнула ярким светом и потускнела. Золотая цепь и кулон потемнели, лишившись прежнего ослепительного блеска. Значит, волшебный предмет утратил часть силы, а желание Уранума принято и будет исполнено. Увидев неприятные метаморфозы с цепочкой и медальоном, внук Нуардис сам испугался не на шутку и побледнел: «Бабка точно узнает, что я использовал силу печати для одного желания! Она меня убьёт! Её не обманешь, она не слепая! Но у меня есть оправдание: я обезвредил колдуна, который ставил под удар наши планы».
Робкая надежда растаяла в ту же секунду, как последний снег на ярком весеннем солнце: Хорус отошёл от стены, пренебрежительно посмотрел на Уранума и покрутил пальцем у виска. Уранум лишился дара речи.
– Жалкий придурок! Научись думать, прежде чем говорить!
– Как ты смеешь? Почему ты со мной разговариваешь? – опешил сын Хильдегарды.
– Даже не знаю, зачем я трачу драгоценное время на беседу с идиотом. Скорее всего, из жалости, – издевался колдун, явно получая наслаждение.
– Как печать могла на тебя не подействовать? – вопил злодей.