Война. Часть 2

От бензиновых паров у Рычагова перехватывает дыхание, от потери крови начинает кружиться голова. Он пытается приподнять очки, но топливо обжигает глаза. "Странно, что меня никто не добивает"…

Где-то рядом застучали взревел пулемёт.

"Нет, это не пулемёт… по звуку больше похоже на пушку, что стоят на новых "ишаках", но точно не "швак". Наши подоспели? Японец бы не промахнулся… Лететь пока не закончиться топливо, главное режим мотора не менять, а то полыхнет мокрый от бензина комбинезон"…

Чихнув, останавливается двигатель и в туже секунду, как спичка, вспыхивает кабина и ожигающее пламя бьет в лицо пилота. Руки лётчика, бросив ручку управления, закрывают лицо, самолёт клюет носом, сваливается на крыло и, как огромный болид, устремляется к земле. Рычагов вытягивает себя на руках наверх, изо всех сил упираясь в бортики, и, ничего не видя перед собой, вываливается из кабины. На вытяжном кольце парашюта остаётся кусок обожжённой кожи, а над головой потерявшего сознание пилота, глухо хлопает шёлк раскрывшегося купола.

* * *

– Товарищ капитан, – к командиру роты огнемётных танков Борисову спешит его комвзвода Анисин, – вода в реке поднимается, уже на полметра по сравнению с ночным уровнем. Не пройдут теперь мои танки, воздухозаборную трубу зальёт.

– Чёрт, – Борисов расстроенно стучит рукой по броне крайнего танка с трубой, похожей на поднятый перископ подводной лодки, – Петрович, придумай что-нибудь, на том берегу наши ребята-танкисты из 11-ой танковой помощи ждут…

– Есть одна мысля, тащ капитан, – задумчиво произносит пожилой коренастый зампотех, глядя на пятёрку, выстроенных в ряд Т-26 с забранными брезентом люками и щелями, зашпаклёванными солидолом. Только придётся раскулачить чутка наши машины…

– Говори, – нетерпеливо кивает комроты.

– …печки придётся под нож пустить, железо у них подходящее, да и чай не замерзнут хлопцы в башне, верно?

– Действуй, Петрович, – сжимает он в объятиях зампотеха, – торопись, дорогой. Нет у нас больше суток, даю на всё про всё час.

– Анисин, – Борисов поворачивается к комвзвода, – давай в лодку и пока есть время сам ещё раз дно проверь, коряги там и места, где песок размыт, да и тросы с двух сторон от места переправы не мешало б. Башенным внутри делать нечего, только мехвод и командир, а их в лодку и на тот берег пусть за сапёрами смотрят, чтобы ни в одном месте выезд из воды угол не превышал. Теперь мехводов ко мне… на стремнине идти не точно по линейке, а нос развернуть надо чуть в сторону течения… свободны, готовьтесь.

– Как у вас тут дела, товарищ Борисов?

– Готовность к форсированию один час, товарищ комиссар, – понижает голос комроты, – может исё-таки лучше через переправу?

– Обстреливают переправу, – вздыхает седой батальонный комиссар, – да даже если б спокойно было… вокруг Баин-Цагана до неё минимум два часа, да обратно по тому берегу столько же… поздно будет.

* * *

Филатов прилипает к прицелу, медленно крутит ручку поворота башни и до рези в глазах вглядывается в однообразный полупустынный ландшафт: пески, остатки травы на обожжённой земле и залитые дождевой водой солончаки в окружении зарослей камыша.

– Величко, – его голос, привыкший перекрикивать шум мотора, звучит слишком громко в башне стоящего танка, – приготовься к буксировке.

Сзади послышался шум танкового мотора. На большой скорости БТ-5, один из двух, что были отряжены защищать тыл, на большой скорости подлетает к обездвиженному командирскому танку, лихо разворачивается на месте и застывает. Вниз откидывается крышка люка мехвода, он спрыгивает на землю, хватает с брони буксировочную цепь, согнувшись под её тяжестью делает несколько шагов по направлению к корме танка комроты и двумя руками с третьего раза набрасывает последнее звено цепи на торчащий крюк.

В ответ, на раздавшиеся со стороны японцев одиночные выстрелы, заработали сразу несколько танковых пулемётов. Под их прикрытием командирский танк был оттащен метров на триста в тыл.

"Ну теперь живём… а то неровен час снова полезут их смертники, а стоящий впереди танк, который надо всем прикрывать, большая обуза… остальным нужно пространство для манёвра, чтобы отбиваться от живых мин, а они к одному месту привязаны".

– Величко, где-то я у тебя клещи видел, – вылезший из башни Филатов с надеждой смотрит на торчащий провод, перебитой осколком поручневой антенны на башне.

– Есть такое дело, – тот начинает копаться в ящике для инструменов, стоящий рядом мехвод, – тебе, командир, два этих скрутить? Давай сделаю, а то я курю – заводской ремонт…

– Крикни, когда будет готово, – поворачивается к люку комроты, – связи нет – ты глух и слеп.

– А хорошо наши соколы бомбами самураев причесали, – присвистнул появившийся из своего люка башенный, глядя в сторону японцев.

– Не бомбы это, а снаряды специальные авиационные, конструкции инженера Курчевского… держи тут.

– Всё равно хорошо, притихли самураи, – поддерживает провод Петров, – а кто это там?

– Где?

– Да вон, наверху на бархане…

Глава 6

Тамцак-Булак, Штаб Армейской группы,

4 июля 1939 года, 19:00.