– Своими глазами видел, – шепчет Кузнецов на ухо согбенной старушке длинном чёрном платье, повисшей на его руке, – подлетели на двух пролётках какие-то лохматые, оборванные, прижали их к стене магазина, охранника из нагана сразу застрелили, а Курского ударили рукояткой револьвера по голове, затолкали в экипаж и только их и видели.
– Застрелили? – подозрительно снизу вверх косится на него Оля, останавливается напротив Иверской церкви и крестится, – зачем? Сколько хунхузов всего было?
– Четверо.
– Тремя перстами надо… ты ж не старовер, – легонько толкает Николая старуха, – кровь-то видел?
– Нет, я сразу же смылся, к тому месту через улицу полицейские уже бежали.
– Хунхузы обычно не убивают при похищениях, потом возможно, если только выкуп родственники не платят… Охранник что, сопротивление оказал?
– Да нет, сжался как-то весь, руками голову закрыл и повалился набок.
– Очень подозрительно, – старуха-мать и почтительный сын степенно двинулись дальше по полупустой в будни площади, – как-то быстро хунхузы организовали похищение, надо будет понаблюдать за Тарасенко, уж не донёс ли он на нас в полицию…
– Но если донёс, то И-Чен тоже под наблюдением, – будто налетев на стену, останавливается Кузнецов.
– Где он сейчас? – Оля тянет Николая дальше.
– Лодку готовит, она у него спрятана на острове рядом с железнодорожным мостом.
– Быстро дуй к его брату, видел где он живёт, скажи чтоб отвёз тебя к И-Чену…
– Как я ему скажу, он по-русски не понимает? – перебивает её Кузнецов.
– Придумай, – в голосе девушки зазвучали злые нотки, – в Харбине что, проблема с переводчиками на китайского? Пусть И-Чен заберёт пока свою жену из дома, пусть на острове нас ждут. А я к дому купца, понаблюдаю там.
– А может ну его этого Тарасенко? – сжимает руку девушки Николай, – опасно, на японцев или хунхузов можно нарваться.
– Полегче ты, железная лапа, мы должны точно знать ситуацию, от этого будет зависеть наш следующий шаг, как отходить – по Сунгари или через Шанхай. Что известно о нас японцам, хунхузам, ищут ли они нас. В случае чего подчистим хвосты, как-то вот так.
– Ну чего тебе, старая? – из темноты за железной оградой дома купца Тарасенко слышится чей-то грубый голос, – не подаём мы в будний день.
– На богомолье я иду, сынок, издалека, – зашамкала старуха, – ноги отнимаются, маковой росинки во рту со вчерашнего дня не было. Пусти христа-ради на ночлег, в кухне на лавке посплю, не объем тебя, мне старухе много ль надо…
– В обитель женскую иди, бабка, – у ворот в свете уличного фонаря появилось лицо парня с распухшим носом и чёрными кругами под глазами, – Богородицко-Владимирскую, на Почтовой улице…
– Да как же я, далеко видать, боюсь не дойду…
– Рядом это, – Иван кладёт в карман револьвер, рукоятку которого он сжимал до этого, и просовывает правую руку между прутьев, чтобы показать направление. Неуловимым движением захватив руку сынка, девушка дёргает её к себе, так что его толстые щёки с громким чмоканьем впиваются в железо ограды.
– Пикнешь, глотку перережу, – возле тонкой белой шеи Тарасенко заиграло длинное лезвие финки, – кто в доме?
– Ты… опять, – его смрадное дыхание обдаёт Олю, – ну что тебе ещё надо? Китайца ведь мы твоего отпустили…
– Кто ещё в доме? – девушка сильнее прижимает вывернутую руку Ивана к прутьям.
– Больно, – шепчет "сынок", сквозь слёзы, вдруг вздрогнув всем телом от острия, сверкнувшего в свете фар, вывернувшего из-за угла грузовика, – мы с батей…
– Где тот, которого сегодня утром хунхузы приняли?
– Здесь я, – раздался из-за спины хриплый голос, скрип тормозов и цокот подковок по мостовой, – ну что, попалась птичка! Смотри солдаты по-русски не понимают будут стрелять без предупреждения… ты нож-то опусти, хотя нет, если хочешь, то можешь пришить этого тюфяка, он нам без надобности…
Оля отпускает руку Тарасенко и бросает финку на землю себе под ноги, тот вырвавшись и отпрянув назад теряет равновесие и как куль валится на спину.
– … вот молодец, медленно, руки на ограду, хорошо… тэджо, – на руках девушки звонко щёлкают наручники.
– Повернись, – , два солдата берут её под руки, а Курский, сделав три шага вперёд, с размаха сильно бьёт её кулаком в живот, девушка, согнувшись пополам, валится ему под ноги, – нож возьмите… похитить меня хотела, тварь? Кто тебя послал, Сталин? Всё расскажешь… Поднимите её? Сорео-хироу…
"Как всё глупо получилось, – Оля обхватывает руками голову и замирает на минуту, – недооценила я противника, попалась как дура… почему? Расслабилась, потеряла "нюх", кем я себя возомнила"?
Из кабины грузовичка, громко хлопнув дверью, появляется японец в чёрном европейском костюме, неспешно подходит и встаёт рядом с Курским.