Война «ежей»

— Школьникам, значит, никакого доверия! — буркнул Маляка.

— Даже моя мама, — пожаловался Панта, — рылась у меня в портфеле, я сам видел.

— Искала дневник? — заинтересовался Маляка.

Некоторое время мальчики шли молча.

— Надо все-таки его вытащить! — У Камена не шел из головы баскетбольный щит.

— Для этого сначала нужно попасть в подвал, — усмехнулся Маляка.

— Ты прав, — и Панта положил руку ему на плечо.

8

Отец Юлии, писатель Георги Милчев, в задумчивости почесал лысую голову, огладил бороду. Он писал сценарий праздника по случаю двадцатипятилетия школы, в которой училась его дочь, и был очень сердит. Конечно, напечатать на машинке можно что угодно, но разве это дело? Совсем превратили школу в игровую площадку. Родители на ней состязаются, нарушают правила, получают одиннадцатиметровые штрафные удары — главное, думают, что все это во имя счастья детей. Вот и предстоящий праздник. Шестой «Г», конечно, займет первое место в школе, в этом Георги Милчев не сомневался, как-никак над сценарием праздника трудится он, профессиональный писатель. Ну не глупо?!

Милчев решил составить только план сценария, но на это ушло много времени, а сейчас Георги мучился над финалом. Обычно все классы заканчивают свои выступления песней «Иди, народ мой возрожденный!»[6], а ему хотелось придумать что-нибудь более оригинальное. Но что тут придумаешь? Классика есть классика. В последнем пункте плана он написал: ученики поют гимн Кирилла и Мефодия; затем позвал Юлию.

— Вот! — протянул он дочери план предстоящего праздника.

— Что это?

— Сценарный план. Довольно подробный, а сценарий напишешь сама.

Юлия отрицательно покачала головой: ее пугало само слово «сценарий». Не то что девочке было не под силу написать сценарий. У нее легкое перо, и мыслит она самостоятельно. Юлия никогда не читала отцу свои сочинения, боялась внести отцовскую правку: класс сразу поймет, что сочинение написано не без его помощи. Многие ребята и так уверены, что Юлины шестерки по литературе принадлежат не только ей. Особенно Маляка. Юлия недоумевала: и что он ее невзлюбил? Так и старается внушить классу, что все ее сочинения — от «О маме» в первом классе до «Я и космос» в пятом — написаны ее отцом.

— Не стану я его писать, — заявила Юлия.

— Почему?

— Потому, что это поручили тебе, а не мне.

Милчев встал, стремительно подошел к окну, затем вернулся к письменному столу. Черт побери, дочь права! Именно так, написать сценарий попросили его. Он окончил университет пятнадцать лет назад и вот сейчас нежданно-негаданно получил школьное домашнее задание. Милчев не на шутку рассердился.

— Всем родителям надавали заданий! Глядишь, завтра и на выпускной бал отправят! В автобусах! А вы что? Будете стоять в сторонке и махать нам руками? Не согласен!

Последние слова Милчев произнес так громко, что мама Юлии сразу же приоткрыла дверь и с укором произнесла:

— Жорж!

Милчев сразу замолчал: жена, конечно, любит лишний раз показать свое главенствующее место в семье, но он давно примирился с этим.

— Надо было отказаться, — упрекнула Юлия отца. — Я не писатель, и это мне не по силам.

— Писательское дело — это прежде всего тяжкий труд, — заявил Милчев.

— Жорж, оставь ребенка в покое! Будет лучше, если сценарий напишешь ты.

Милчев не стал перечить жене, но под нос себе проворчал:

— Двадцатипятилетие школы! Лучше бы ремонт сделали, а то вот — устраивают представление.

Он сел за письменный стол, вложил лист бумаги в пишущую машинку. Мама подала Юлии знак, и они ушли из кабинета. Только дверь закрылась, машинка застучала.

— Вечно так, — вздохнула мама. — Пока не разозлится, не может работать.

9

Камен послюнявил палец и дотронулся до утюга. Утюг зашипел, и Камен его выключил. Старой кисточкой для бритья он смочил тряпку, положил ее на брюки и осторожно начал гладить. Потом проверил, хорошо ли отутюжены складки, — они были словно лезвие ножа — и положил брюки на кресло, пусть как следует высохнут, тогда складки будут дольше держаться. Потом Камен достал рубашку и, встав перед зеркалом в белых трусах, засмеялся, вспомнив о позорном изгнании Панты из команды. Он надел брюки и рубашку, снова подошел к зеркалу, завязал галстук — пришлось взять папин, — но что-то не понравилось мальчику, и он снял его. А как он будет выглядеть с пионерским галстуком? Но снял и его. Снова осмотрел себя и улыбнулся; потом, настроившись на серьезный лад, — пожалуй, так лучше, — вышел из дома.

По-прежнему сохраняя серьезность, Камен поднялся по широкой лестнице красивого кооперативного дома. Остановившись перед дверью с табличкой «Милчев», он пригладил волосы и вдруг подумал: ужасно глупо быть влюбленным. Вместо того чтобы заниматься или побыть с ребятами, он отправился к Юлии.

Камен позвонил и принял непринужденную позу. Дверь открыла Юлия и с удивлением посмотрела на мальчика. Его появление было неожиданным.

— Входи, пожалуйста!

Камен смутился и продолжал стоять у двери. Бабушка Юлии, вроде невзначай, прошла мимо — посмотрела, кто пришел, и удалилась.

— Я хочу узнать, как у нас с программой, — невнятно пробормотал Камен.

— С какой программой?