Война Фрэнси

Чтобы предотвратить побег, Шписс расставил вокруг частично разрушенного забора всех своих людей. Но даже несмотря на это, той же ночью пять или шесть девушек сбежали и до конца войны прятались среди развалин города. А-4116 и Китти обсуждали такую возможность, но из-за того, что у одной была лихорадка, а вторая с трудом передвигалась, они решили не рисковать. К тому же на их пальто красовались огромные желтые кресты, а без девушки замерзли бы насмерть. Они находились в центре Германии, а отсутствие малейшего представления о том, где проходит линия фронта и какие опасности их поджидают, перевешивали преимущества побега.

Вечером Шписс лично наблюдал за раздачей супа. Снаружи шел дождь и дул сильный ветер, который то и дело распахивал двери. Криком он приказал А-4116, стоявшей в самом конце очереди, закрыть ее. Проковыляв до входа в барак, А-4116 выполнила его приказание, но через две минуты дверь снова распахнулась.

— Verflucht nochmal[54], я же приказал тебе закрыть ее! — завопил Шписс.

— Черт побери, я и закрыла! — крикнула она в ответ.

Тут он швырнул в нее тяжелую глиняную миску. А-4116 увернулась, миска разбилась о стену. А когда в ночи прогремели выстрелы его револьвера, А-4116 уже ускользнула через открытую дверь. С тех пор она старалась не попадаться ему на глаза, на appell стояла в заднем ряду и старалась быть незаметной.

Жизнь превратилась в сплошной кошмар. Как только звучал сигнал тревоги, девушек загоняли в стоявший неподалеку амбар, а охранники спешили укрыться в своем бункере. От отчужденности и радости, с которыми А-4116 прежде пережидала бомбежки, не осталось и следа, и теперь с первыми разрывами снарядов ее накрывал невыразимый ужас. Теснясь в амбаре, словно сельди в бочке, они дрожали, кричали, молились или впадали в состояние шока, сопровождавшегося неспособностью контролировать кишечник или мочевой пузырь.

То попадание так и осталось единичным, но, когда женщины выходили из амбара, перед ними из раза в раз представал объятый огнем город. Несмотря на это, их посылали на работы каждый день.

5 апреля их без предупреждения выстроили в шеренги и погрузили в товарные вагоны — началась спешная эвакуация. Они ехали около часа. Затем поезд на два часа встал в какой-то глуши, поехал назад, а потом опять вперед. Это продолжалось целые сутки. Периодически их выпускали, чтобы они могли сходить в туалет у путей, вдоль которых цепью выстраивались вооруженные солдаты. Их поезд трижды обстреливали с низколетящих самолетов. Охранники прятались под вагонами, а заключенных запирали внутри.

Во время одной из остановок подруги Эрны, уроженки Гамбурга, уговорили, а вернее, заставили ее бежать. Она никак не могла решиться, местность была ей не знакома, но больше всего ей не хотелось покидать «стадо». В конце концов, пока другие шумели и отвлекали солдат, она заползла под вагоны и растворилась в ночи.

На другой день поезд остановился у лагеря Берген-Бельзен. Последовала долгая перебранка между Шписсом и Lager-Kommandant[55], который сказал, что ему плевать, откуда исходит приказ, и он не намерен принимать к себе новых заключенных. В свою очередь машинист поезда отказался везти их обратно. В конце концов их выгрузили и отвели в лагерь.

Перед ними предстала поистине омерзительная картина.

На территории площадью почти в двести пятьдесят тысяч квадратных метров находилось сорок тысяч заключенных, больше похожих на ожившие трупы, и тринадцать тысяч настоящих непогребенных трупов. Груды тел были разбросаны по всему лагерю. Они были свалены в огромные горы, возвышавшиеся по всему лагерю. Несмотря на крики и пинки эсэсовцев поторапливаться, один из заключенных продолжал медленно тащить за ноги мертвеца к общей могиле — казалось, это и есть танец смерти.

Повсюду на улице и внутри бараков кишели вши. Словно муравьи, они цепочкой тянулись от мертвых к живым.

Еды не было. Воды на всех не хватало. Люди жевали грязную траву. Многие просто сидели или лежали на земле и ждали смерти. В некоторых сваленных в кучу мертвецах еще теплилась жизнь. Одна из девушек, которая ехала с нами, увидела среди них двоюродную сестру: ее веки еще шевелились. При помощи друзей она вытащила ее из горы трупов, ей чудом удалось вернуть сестру к жизни. Мы спрашивали у заключенных лагеря о Вере, и они сказали, что она умерла от тифа еще до рождения ребенка.

В лагере девушки встретили нескольких друзей, но тем приходилось самим их окликать, потому что их невозможно было узнать. Скелеты с запавшими глазами, обтянутые тонкой, как пергамент, серой кожей. Кроме блуждания по лагерю в поисках друзей, родственников или пищи, единственным занятием была ловля друг на друге вшей.

Но, несмотря ни на что, дважды в день с немецкой точностью всех заключенных собирали на appell. Совершенно бесполезное занятие, учитывая, что тот, кто еще утром был жив, к обеду мог уже умереть. Коек в бараках почти не было — их пустили на дрова. Не было ни тюфяков, ни одеял, заключенные вповалку спали на голом полу, положив голову на чьи-то ягодицы.