Война Фрэнси

После этого происшествия Китти, уходя на работу, всегда оставляла со мной кого-нибудь. Она привлекала к этой работе любого — от бывшего заключенного до капитана британской армии. Китти работала переводчиком в Отделе репатриации, и у нее было много друзей. На чай она всегда приводила с собой как минимум двух или трех офицеров, и благодаря их нежной заботе я потихоньку вставала на ноги.

Среди них был врач, который посоветовал мне после отмены карантина прибегнуть к системе лечебных пикников на свежем воздухе, «вдали от лагерной атмосферы». Атмосфера в этом лагере была несравнима с той, к которой мы привыкли, но это была хорошая мысль. Наши спасители были бесконечно добры, заботливы и тактичны, но никогда при этом не выказывали явной жалости. Несмотря на то, что я плохо слышала, а волосы после болезни у меня выпадали пучками, они вновь дали мне почувствовать себя молодой и привлекательной женщиной.

Хоть мы никогда не говорили об этом вслух, но ни Китти, ни я не хотели возвращаться домой, ведь мы понимали, как все изменилось за эти годы. Сначала карантин давал нам вескую причину для того, чтобы не ехать, а потом я была слишком слаба для любых путешествий. Но май сменился июнем, и, хотя выживших начали отправлять домой на автобусах, мы не делали попыток вернуться на родину. Наша подруга Ева уехала в Прагу на первом же автобусе и вернулась обратно с печальными, но вполне ожидаемыми новостями. Наши родители были мертвы. Джо числился пропавшим без вести. Муж Евы погиб, а жених Китти Иван в феврале женился на другой. К такому Ева не была готова, а потому она вернулась обратно к нам и продолжила работу в Отделе репатриации.

При таких обстоятельствах мы не спешили возвращаться, да и к тому же Китти и я в наши 23 и 25 лет хорошо проводили время за работой и играми, ходили на танцы, которые устраивали офицеры Красного Креста, и наслаждались всеобщим вниманием. Чем больше я думала о Джо, тем меньше мне хотелось возвращаться к нему.

Я часто виделась с молодым британским капитаном, он подвозил меня до дома и начал учить водить машину. Джейсон был высоким, темноволосым, со свойственным англичанам розоватым оттенком кожи. Он был очень немногословным и не стремился поддерживать светскую беседу. Поначалу я приняла это за некоторую ограниченность ума, но на самом деле Джейсон был просто невероятно сдержанным человеком. Со временем мне удалось рассмотреть и ум этого застенчивого мужчины, и его умение сострадать.

Однажды во время наших занятий по вождению я испугалась выехавшего на дорогу грузовика и врезалась в дерево. Обошлось без серьезных травм, но нам все равно нужна была помощь, потому что у Джейсона на лбу был сильный порез, а у меня — глубокая рана на коленке. Солдаты, сидевшие в том грузовике, испугались, что стали косвенной причиной аварии с участием офицера, и отвезли нас в ближайшую, немецкую больницу. Я вдруг осознала, что меня окружает немецкий персонал. Я была уверена, что, опасаясь репрессий, они не причинят вреда Джейсону, но стоило мне представить, что до меня дотронется врач-немец, как меня охватила паника. Схватив Джейсона за руку, я принялась настаивать, чтобы меня осматривали в его присутствии.

На обратном пути в Целле Джейсон взял меня за руку и сказал:

— Тебе нужно научиться не бояться. Эти люди больше ничего тебе не сделают.

Спустя несколько дней, вернувшись с прогулки по вересковому полю, будто в подтверждение моих опасений, мы увидели, что кто-то проткнул все шины нашего джипа.

Глава 29

После того как я рассказала Джейсону, какие новости Ева привезла из Праги, наши отношения стали еще ближе, хотя некоторые темы мы никогда не обсуждали и старательно избегали разговоров о недавнем прошлом. Как-то мы пошли в кино — кажется, на «Песнь о России»[64], — и там перед сеансом показывали кинохронику об освобождении концлагеря Берген-Бельзен. Я смотрела ее отстраненно, не веря тому, что видела. На экране появилось изображение двух девушек: они стояли на бывшей сторожевой вышке рядом с горой трупов и махали в камеру.

— Господи, это же вы с Китти! — воскликнул Джейсон с несвойственным ему волнением.

— Нет, быть того не может, — ответила я.

Но меня трясло.

Получив от Ивана то единственное письмо, Китти жила мыслью о том, что сразу по окончании войны выйдет замуж, и теперь рассеивала печаль в бесчисленных вечеринках и общении с нашим общим женатым другом, майором Джеком. В воздухе витала романтика, и многие наши девушки вышли замуж за англичан и так и не вернулись домой.

Но были и другие причины остаться. Польские евреи не спешили возвращаться на родину и пытались найти выживших родственников, чтобы эмигрировать в Палестину или Америку. Красный Крест был лагерным местом встреч, где стояли огромные доски объявлений и сообщений со всего света.