Война Фрэнси

Китти нашла угол у дальнего родственника отца, который владел квартирой-студией. В ней было место только для одного. Несколько недель я скиталась по друзьям и порой не знала, где проведу ночь, пока старый добрый доктор В., уезжая в небольшой городок, чтобы подменить заболевшего коллегу, не предложил мне пожить у него. Квартира принадлежала ему еще до войны, и у него получилось вернуть ее. Мебель из квартиры исчезла, и вся обстановка состояла из нескольких чемоданов, использовавшихся как кофейный столик, и раскладушки. Радуясь, что теперь у меня есть крыша над головой, я купила диван и въехала.

На самом деле эта поездка была для доктора В. скорее бегством из Праги, чем необходимостью. Мы познакомились еще в Терезине, когда он был клиентом почты Джо. Он был обручен с христианкой, своей бывшей операционной медсестрой. В гетто из-за непоколебимой верности невесте он стал почти легендой и пережил много насмешек из-за своей средневековой преданности. Доктор В. доверял мне, и я слушала бесконечные оды о характере его дамы сердца. Более того, доктор В. был сторонником идеи ассимиляции и довел ее до крайности. Он утверждал, что евреи могут спастись, только растворившись в общей массе населения, и ссылался на брак своей тети с известным чешским художником. Еще он считал, что еврейки относятся к мужьям как к собственности.

Не успел доктор В. вернуться в Прагу, как из больницы до него дошли слухи, что его возлюбленная три года жила с офицером СС. Этот немец управлял больницей, а во время мятежа его арестовали у нее в квартире. Поначалу доктор В. отмахнулся от этого как от сплетни, но в конце концов спросил об этом у самой Ярмилы. Та сказала, что под страхом ареста или еще чего похуже была вынуждена вступить в отношения с немцем.

Глубоко уязвленный, доктор В. не был уверен в правдивости ее слов и с головой погрузился в работу, продолжая время от времени встречаться с Ярмилой. В таком состоянии я и повстречала его, вернувшись в Прагу. Я слушала, как он мучительно пытается найти верное решение, и понимала, что он влюблен в образ Ярмилы, который не имеет никакого отношения к реальной женщине. В конце концов ум и великодушие доктора В. взяли верх над уязвленными чувствами, и он дал ей второй шанс. Однако договоренность с собой не удалась, и он сбежал в провинцию.

Я была рада обрести крышу над головой, но с отъездом доктора В. я лишилась любимого компаньона для походов на концерты. Я сильно привязалась к нему. В какой-то степени это произошло потому, что у него, как и у большинства выходцев из концлагерей, которые на момент заключения разменяли четвертый десяток, был устоявшийся набор ценностей, и он смог остаться верным себе. Моя же вера в людей пошатнулась, и я стала циником.

Я находила утешение в музыке Густава Малера. В ней я видела отражение своей души, мятущейся между бурными всплесками энергии, надеждой на будущее и глубоким отчаянием. Я очень хотела быть независимой, самодостаточной, свободной женщиной. И все же, не доверяя собственным суждениям, я продолжала искать кого-то, кто заменил бы мне отца. Мужская сторона моей натуры, которую всегда поощрял отец, за годы заключения лишь окрепла, ведь мне приходилось оберегать Китти, жить и работать, словно солдату в бою, если не тяжелее. Это проявлялось в моих движениях, даже голос стал ниже.

Впервые за долгие годы я жила одна. Мне нравилось уединение, но оно влекло за собой размышления о прошлом. В какой-то момент я неизвестно почему начала думать, что причастна к убийству родителей. Благодаря удаче и силе воли я исполнила обещание — я выжила, но продолжала упрекать себя в том, что, сделай я тогда больше, мои родители были бы спасены. Хотя я и не представляла, как могла бы им помочь.

Близилось Рождество, но из гордости я отказалась от нескольких приглашений, которые казались мне сродни кости, брошенной голодной собаке. Выпал снег, и я смотрела на стоявшие в углу лыжи и ботинки — те немногие вещи, что мне вернули. Я надеялась сбежать из города, наполненного воспоминаниями, в горы.

В канун Нового года я несколько часов провела там, где в моменты грусти мне было лучше всего — в горячей ванне. И вдруг из дыры в стене появилась маленькая мышка. Она пробежала по краю ванны, приблизилась ко мне. Потерянная и не знающая, куда двинуться дальше, она олицетворяла мое существование. Мы долго смотрели друг на друга, а потом она вернулась в свою норку. Неожиданно для себя я восприняла это как последнюю невыносимую потерю и спешно покинула квартиру, решив все же пойти на праздник. Но вместо этого я спустилась по узким улочкам Старого города к реке, а оттуда направилась на нижнюю набережную, которая весной и летом превращалась в некую аллею влюбленных, где я впервые поцеловалась девять лет назад.