Война глазами дневников

Командир батальона собирался подорвать полевые орудия, но наш офицер его отговорил. В целом у нас удовлетворительно и тихо. На мое предложение присвоить на декабрь дивизии кодовое имя «Наковальня», офицер ответил: «Молот» подошел бы лучше!». В итоге мы сошлись на Wolfsschlucht – «Волчья пасть».

27 ноября 1942 г.

После ночи, прерванной авиационным налетом, наши мысли после сна были: окружены, котел, отрезаны от Рейха! И в качестве логичного следствия: значит без отпусков – вместо этого пехотные действия. Главнокомандующий телефонировал призыв к удержанию позиций, фюрер вытащит нас!

Вечером слушали обращение фюрера к нам самим. Он сказал что‐то вроде:

«Противник прорвался в тылу немецких войск и хочет отбить Сталинградские укрепления. В эти трудные часы наряду с моими мыслями с вами мысли и всего немецкого народа. Вы должны удержать Сталинград, добытый такой кровью, любой ценой! Все, что в моей власти, будет сделано, чтобы поддержать вас в вашей героической борьбе. Адольф Гитлер».

Обращение передали солдатам, оно укрепило их веру в свои силы и убавило распространение слухов.

29 ноября 1942 г.

…Мы привыкли к нашему новому положению. В «наше герцогство», так парни называют нашу окруженную армию, входит 17 пехотных и 2 танковых дивизий… по телексу нас предупреждают о возможности русских десантных операций. Только этого не хватало! Я избавился от своих ленивых, слабосильных и ненадежных русских, так как запасов еды хватит только до 10 декабря.

Я лично одобряю то, что можно приготовить. У 1‐й роты на первое время есть мясо забитых лошадей. Это настоящее окружение: лошади получают недостаточно корма, умирают от слабости. Их забивают и пускают на мясо, но это все идет мимо моей Тани!

В 1‐й роте есть русские женщины, которые пекут хлеб. Им поставляют пшеницу. 18 хлебов в день – очень вкусный хлеб. Дабы отпраздновать первый день адвента (время ожидания, предшествующее празднику Рождества – принято среди католиков и лютеран – Прим. Авт.) я раскрыл роскошную посылку, которую мне приготовила жена, а вечером собрался с командирами, одного из которых сразу пришлось отправить на отдых из‐за тяжелого приступа желтухи…

Хотя свечки и горели, дух праздника не ощущался. Доктор совсем разболелся… Всех расстроило тяжелое ранение, которое сегодня получил лейтенант Хандверк, взводный в моем пехотном батальоне. Он пришел на батальонный командный пункт для получения указаний, стоял в 10 метрах от капитана Вульфа, когда взорвался тяжелый минометный снаряд. Со словами «Дерьмо, прямое попадание!» он упал. Мы разбежались около десяти часов. Русский самолет сбросил «зажигалки» и фугасные бомбы в 100 метрах от моего дома, задев лишь блиндаж первой линии с двумя хиви внутри. Одного убило.

1 декабря 1942 г.

Тяжелые атаки на «герцогство» почти везде были отбиты. Наше люфтваффе помогает. Противник пытается разрезать котел надвое, чтобы удобнее было нас сожрать. Не выходит… Лейтенант Хандверк умер во время долгой дороги до главного пункта медпомощи. Офицер номер один в батальоне. Он всегда был готов к действию и прибыл в Германию из Южной Америки, чтобы помочь защитить свою Родину. В искреннем порыве этого долга он пал смертью героя. Мы не можем посетить его могилу, слишком большое расстояние… Кроме него в роте тяжелые потери. Бойцы в основном получили ранения в голову, шею и руки. У русских там лишь несколько снайперов, но они очень меткие.

У них винтовка стоит на одном месте, точно направленная в заднюю часть траншеи, откуда к нам приходит помощь. И поскольку окопы не очень глубокие, их видно с разных точек. Если немецкая каска появляется над бруствером, русский ждет несколько секунд, пока она не появится вновь, и затем стреляет.

Я приказал закопаться глубже и поставить пулемет, но трудно копать, когда противник в ста метрах. Нашим бойцам тоже все неинтересно и безразлично. На мой вопрос, сколько русских он застрелил, один из моих солдат ответил: «Ну, наверное, сколько‐то!» И у нас один убитый, восемь тяжелораненых.

2 декабря 1942 г.

На аэродроме Питомник, откуда улетают Юнкерс‐52, находятся 2000 больных и раненых, которые хотят вернуться в Рейх. Во время проверок мы обнаружили, что некоторые из них перевязали себя, не будучи ранеными, один даже искалечил себя в панике. Вот до чего дошло!

Но они были не из нашей дивизии. Румыны, отступающие на юг, были распределены между полками. Они прибывают без оружия и лопат, забирают у нас нашу еду. Переводчик из румынского полка ответил штаб‐офицеру, когда его спросили, есть ли особые случаи для доклада: «Командир был сегодня на передовой, чтобы оценить боевой дух румын!». Это вот наши дорогие братья…