Война глазами дневников

Президент Джо Байден единственное, что сказал украинскому президенту‐шуту: мы вас поддержим. И только. Конституция США построена так, что политики и, особенно, военные не дадут разрешения начать войну с Россией по прихоти почти 80‐летнего президента. Это очень и очень опасно. Объединенный комитет начальников штабов США тоже трезво мыслит – воевать за Украину против России в Европе – бесперспективно…

В Америке сегодня тоже кризис. На Украине же: свободных денег – нет, качественной вакцины – нет, современного вооружения – тоже нет, чтобы одолеть в один миг Донбасс, не получив зубодробительной ответки.

Черный день надвигается на Украину. И Киев это точно знает. Остается только побряцать оружием вчерашнего дня – танками и пушками.

Сделаем предположение… танковая армада двинется в сторону Донецка и Луганска. Вооруженные силы республик явно слабее ВСУ. Они продержатся некоторое время, отбивая яростный натиск врага. С учетом того, что на Донбассе уже почти 600 тысяч ходит с российскими паспортами, разве сможет Москва смолчать? Нет. Ведь Президент РФ заявлял несколько раз, что в случае такого разворота событий Россия своих соотечественников в беде не бросит. Вот и война, которую так ждут англосаксы, которая теоретически может превратиться в Третью мировую. Практически – побоятся, понимают – на помощь Российской армии опять придет ТЕРРИТОРИЯ, о которой предупреждал Бисмарк. Вильгельм Второй и Гитлер ослушались его и получили дважды разгром Германии – Веймарской республики и Третьего рейха.

Запад Незалежную будет использовать как дубину против России до конца. Но «господа хорошие», никакие бункеры вас не спасут. Война ХХI века будет совершенно другая по последствиям не только для народов, но в первую очередь для политиков, заигравшихся с нею…

Когда читаешь «знатоков» прошлого – Победного Мая в Берлине 1945 года с обвинениями наших освободителей в массовых насилиях их над немками, хочется спросить, откуда у них данные о миллионах опозоренных. Из уст участников тех дней и архивных данных не существовало «черных дней» массового позора победителей. Разве можно сравнить то, что вытворяли тевтонцы Третьего рейха у нас в оккупированных районах Советского Союза?

Недавно автор нашел один из объективных ответов на этот злободневный вопрос немецкой гражданки Доры Насс, свидетельницы послевоенных событий в Берлине. Дора честно признается в том, о чем многие немцы сейчас не любят говорить вслух, предпочитают забыть. А вот Дора помнит.

Из воспоминаний жительницы Берлина Доры Насс

Весна 1945 года. А до этого была война. До войны – Третий рейх. Я помню, как пришли к власти Гитлер и нацисты, как началась война, потом огромные пожары и разрушения в Берлине. Мы фюреру верили и его любили.

28 апреля 1945 года я пряталась от артобстрелов в берлинском бомбоубежище. И под грохот канонады с другими берлинцами я жадно впитывала слухи о том, что вермахт собирает силы на северной окраине города и скоро отбросит «советов» от столицы Рейха.

Я этого хотела, я надеялась, что это случится – слишком велик был страх перед «большевистско‐азиатскими ордами», чуть ли не с рогами на головах, как это утверждали Геббельс и его пропагандисты. Но мы понимали, что вермахт уже не мог собраться с силами и защитить нас от Красной армии.

В апреле пал Берлин. Для немцев пришел час собирать камни. Я, как и другие мои подруги и друзья, находилась в прострации посреди горящего города, развалин и пепелища.

Первого советского солдата я увидела 3 мая.

Мы заметили вдалеке повозку. Сомнений не было: это русские солдаты. Я, конечно, ужасно испугалась, когда повозка остановилась и в нашу сторону пошел советский солдат. И вдруг он заговорил по‐немецки! На очень хорошем немецком языке!

Солдат присел со мной рядом и сказал, что его зовут Борисом. Проговорил он со мной довольно долго. Показывал мне фотографии со своей семьей. Так получилось, что он прожил в нашей семье трое суток. Я показывала ему свои фотографии и рассказывала о своих родственниках. А потом сотворилось чудо. Он повесил на доме объявление: «Занято танкистами».

Так он спас нам жилье, а может быть, и жизнь. Потому что нас бы выгнали из пригодного для жизни дома, и совершенно неизвестно, что было бы с нами дальше. Встречу с ним я вспоминаю как чудо. Он оказался человеком в бесчеловечное время.

Я хочу особенно подчеркнуть: не было никакого романа. Об этом даже думать было невозможно в той ситуации. Какой роман! Мы должны были просто выжить.

Не все было так гладко, не все были такими хорошими, как Борис. Однажды на улице я столкнулась с военным, который вырвал у меня из рук сумочку, и справил на нее нужду. Ну, а чего, собственно, я ожидала?

Немного позже я узнала, что творили немецкие солдаты на советской земле…

Борис прожил в доме Доры до 9 мая и уехал.

Она искала его долгие годы, искала десятилетия. Писала запросы в Москву. Ее письма дошли даже до ЦК КПСС, но ответа она не получила.