Война и люди

— Теперь — практически... Главная ставка на наиболее боеспособные полки. Это раз. Особое внимание обратите на укрепление рот и батальонов. Это два. Сами понимаете, что им придется чаще всего действовать самостоятельно. И в-третьих, ни в коей мере не растягивайте тылы.

Домой мы вернулись, настроенные на боевые дела.

Прорвать оборону юго-западнее Проскурова удалось сравнительно быстро. После короткого артиллерийского налета наши солдаты ворвались на передний край, с ходу взяли вторую траншею. Как и предполагалось, наш удар для немцев оказался совершенно неожиданным. Из показаний первых же пленных стало очевидным: немцы считали, что, пока не просохнут дороги, никаких активных действий не будет.

Части корпуса наступали «скользящим фронтом», двигаясь на юго-запад. Наступление развивалось успешно. В Смотриче взяли около пяти тысяч различных немецких машин. Никогда не забуду эту картину: дороги па десятки километров забиты автомашинами, тягачами, повозками. Штабные автомобили сожжены или взорваны. А остальные — целехоньки.

Наших бойцов опьяняла победа. Многим казалось; что мы вот так, не останавливаясь, и будем гнать немца чуть ли не до самого Берлина.

У некоторых солдат, да и у офицеров, появилось этакое пренебрежительное отношение к врагу. Мне доложили, что в отдельных подразделениях неохотно окапываются: да что там, дескать, все равно вперед пойдем.

Очень опасно недооценивать противника. Сегодня он бежит до выгодного рубежа, а завтра может собраться с силами и нанести удар. Так оно, кстати, и вышло под Чортковом. Но об этом ниже.

В тот же день я переговорил с начподивами, политработниками корпуса. Поставил задачу: уберечь солдат от шапкозакидательских настроений. Противник еще силен, хитер и коварен. Пусть коммунисты, бывалые бойцы побеседуют с молодыми воинами, объяснят, какая глубокая пропасть лежит между смелостью и безрассудным ухарством. Легкость победы должна не опьянять, не ослеплять бойца, а настораживать.

Сам побывал в нескольких подразделениях, поговорил с солдатами. Надо сказать, правильно мы поступали, объявив войну шапкозакидательству. Командиры и бывалые солдаты поддержали нас, вспоминали случаи нелепой гибели друзей, пренебрегавших элементарной осторожностью.

К вечеру так намотался, что казалось, и шага больше сделать не смогу. Ноги гудят. Добрался до избы, когда уже совсем стемнело. Только пистолет из-за голенища сапога вытащил (я носил его так по старой десантной привычке) — вбегает шофер Григорий Микляев:

— Товарищ полковник, танки!

Гляжу, а его дрожь пробирает. «Эх, думаю, Гриша, Гриша, раньше ты посмелее был, из любой передряги выход находил». (Какой-то надлом в Микляеве произошел после ранения.)

Но таким напуганным я его видел первый раз.

— Какие там еще танки? — спрашиваю.

— Немецкие, товарищ полковник. Десятка три, никак не меньше. За оврагами.

Послал офицера проверить. Все верно. Деревеньку, в которой находился штаб корпуса, рассекают неглубокий овраг и заболоченная речушка. Вот за ним и расположилась какая-то приблудная немецкая танковая часть.

Верно, одна из тех, что в корсунь-шевченковский котел не попала. Жгут гитлеровцы костры, греются. Драться нам с ними нечем. Вся артиллерия впереди. Мы, считай, в глубоком тылу.

Я — к Бондареву.

— Андрей Леонтьевич, танки в селе.

Тот выслушал, махнул рукой:

— Черт с ними! Через овраг они ночью не полезут. А мы к утру меры примем или уйдем потихоньку.

Вернулся к себе в избу, а под окнами уже шумок. Солдаты, узнав, что опасность нависла, любопытствуют, как начальство на это реагирует. Серьезное положение или нет.

— Вася, будь добр, дай воды горячей, — кричу. Бриться буду.

Вышел во двор, окатился до пояса холодной водой, потом в избе у окна с бритвой пристроился. И занавеску отодвинул.

После Гриша рассказывал. Увидели солдаты со двора мой намыленный подбородок, повеселели: «Комиссар бреется,— говорят,— потом чай пить будет. Выходит, все в порядке».

Рано утром, в самую дрему, подошел истребительно-противотанковый полк, скрытно выдвинулся к самому оврагу. За оврагом дотлевали костры. Гриша, как бы в отместку за свой ночной страх, сложил узловатый кукиш, ткнул им в сторону оврага, сплюнул:

— Накось, выкуси. Сейчас дадим тебе жару.

После первых же выстрелов гитлеровцы засуетились. Ответили огнем. Наши артиллеристы били точно: несколько танков сразу же вспыхнули, остальные отошли из села.