Война и люди

Год 1933-й. Темная февральская ночь. В заснеженном поле у стога – две темные фигуры. Холодно и неуютно. Люди то прячутся от ледяного ветра, то вдруг начнут быстро ходить, поколачивая валенками. Двое караулят картошку, спрятанную с осени в ямах. Нельзя не караулить – голод, воруют, кулаки не дают молодому колхозу встать на ноги. На прошлой неделе выгребли одну яму. Картошку, правда, не увезли, а бросили на морозе, чтобы на семена не годилась.

Долго тянется холодная ночь. Хочется людям положить ружья, глубже забраться в стог. Глаза слипаются от усталости, но нельзя спать: сами вызвались сторожить.

Фыркнула лошадь.

– Кто там?

Трое в полушубках копают землю… Выстрел вверх. Еще выстрел. Испуганная сова слетела с соломы. А у стога схватка. Нет, не пятеро дерутся. Один струсил, побежал, утопая по пояс в снегу. Убежал тот, кто сам вызвался караулить. Убежал, оставив товарища… А двое в полушубках швырнули в снег ружье, схватили с саней лом…

– Ну что, кажется, кончено? – хрипло сказал один.

Бандиты ошиблись, посчитав, что прикончили сторожа. Человек очнулся и, оставляя кровавый след, пополз к деревне. Навстречу уже бежали колхозники.

– Скорее в погоню… Я стреляла в сани, дробь укажет… Антониха потеряла сознание. Бандитов поймали, а у Антонихи памятью об этой февральской ночи остались рубцы на голове и сломанные ребра.

– Живуча! – глянув на нее, со злостью сказал на суде один из бандитов.

…Год 1942-й. Вал огня катился через Дон. От села остались на белой горе одни трубы. Кто не успел переправиться на левый берег, спрятался в погребах. Сидели не вылезая, потому что небо смешалось со степью; казалось, что сама земля горела над Доном. Потом притихло, и на бугре замелькали зеленые куртки немецких солдат.

Ночью в крышку погреба на крайней улице у реки кто-то осторожно постучал. С фонариком в яму спрыгнул забинтованный, перепачканный гарью молодой лейтенант.

– Мне Антониху… Нас шестьдесят человек. Прикрывали своих. Теперь через Дон надо. Сказали – только вы можете переправить… Луч немецкого прожектора бьет по верхушкам камышей, скользит по темной, тревожной воде, а под крутым берегом для него – мертвая зона. Тут, тесно сбившись в кучку, сидят шестьдесят израненных и усталых бойцов. Ждут переправы. Все лодки разбиты в щепы. Только у Антонихи в камышах уцелела.

– Сначала боеприпасы и мотоцикл. Перевозить буду сам, – скомандовал лейтенант. На середине реки прожектор осветил лодку. Гребцы растерялись. Лодка почерпнула бортами и опрокинулась. Солдат с лейтенантом плывут назад, но уже без мотоцикла и боеприпасов…

– Перевозить будет Анастасия Антоновна, – сказал лейтенант, выжимая воду из гимнастерки. – Первыми пусть садятся раненые.

До рассвета длилась трудная переправа.