Война и мир Ивана Грозного

Как легко наши политические писатели переняли ярлычок «московская тирания» из лексикона лицемерных польских крепостников. На самом-то деле, данный термин адекватен условиям правления древнегреческих городов-государств, средневековых европейских городских республик, где властвовали Малатеста, Медичи, Борджиа, Цвингли, способные контролировать на небольшом пространстве своего государства жизнь каждого своего подданного, заглядывая ему в кастрюлю, в штаны и под одеяло.

Тирания даже теоретически невозможна в обширной малонаселенной стране, где до некоторых областей нельзя было добраться месяцами (а уже в начале 17 века и годами), где значительная часть мужского населения была постоянно вооружена и более того организована на низовом уровне для ведения вооруженной борьбы.

Очернение правления Ивана стало важной частью прогандистской науки «русофобия», которая ставит целью демонизацию нашей страны, ее традиций, истории, государственности. Все «освободители», которые приходили к нам, от С. Батория до А. Гитлера, тоже ведь читали русофобские памфлеты. Может быть поэтому «освободители» и не церемонились с русским народом, с рабами ведь не цацкаются, рабы любят плеть. И даже Н. Бонапарт (совсем не средневековый Баторий и не тоталитарный Гитлер) в просвещенном XIX веке ведет свое войско по России так, что за ним остаются горы трупов и вподчистую разоренные города.

Само прозвище царя, «Грозный», при переводе на европейские языки, подверглось подлогу, превратившись в the Terrible, der Schrecklich, то есть «Ужасный». Но, как пишет Р. Скрынников, перевод «Иван Страшный» или «Иван Ужасный» очевидным образом искажает смысл прозвища. В представлении людей того времени, «гроза» символизировала вмешательство небесных сил в жизнь людей – яростное, испепеляющее за грехи.

Мифологический образ «Ивана Ужасного» прекрасно ложится в идеологию расизма, которая уже на протяжении 400–500 лет господствует на Западе, варьируя от тупо-прямолинейных до вкрадчиво-либеральных форм.

Презрение к людям других культур, столь свойственное «высокоразвитым» европейцам, соединилось с высоколобой теорией культурных кругов и породило идеологию одного-единственного большого культурного круга.

Западные страны – это мировой центр. Здесь происходит прогресс во всех его формах, технологической, политической, социальной и так далее. Чем дальше от центра к периферии, тем больше отсталости, дикости, невежества, несвободы в наследственных генетических формах. Там живут орки из «Властелина колец» и персы с ксерксами из «Трехсот спартанцев». Лишь из западного центра происходит распространение всех и всяческих достижений. Только в подчинении центру-Западу может заключаться позитивная роль периферии. Вам нравится слушать виолончель (или MP3-плейер)? Запомните, вы обязаны этим Западу. (То что, любое техническое и культурное достижение существует лишь как элемент связной совокупности знаний, развивающейся во времени – это, конечно же, игнорируется западноцентристами. Вытащи из этого континуума знаний, например, шумерских изобретателей и древнеегипетских рационализаторов, то вместо виолончели (или плейера) у вас останется бубен и дудка). Если центр совершает какие-либо жестокости и несправедливости по отношению к периферии, то они, в любом случае, содействуют мировому прогрессу; ими можно пренебречь и постараться их забыть – ради общего блага. Любые посягновения периферии на права центра – это агрессия, бессмысленное варварство.

Вместе с реформами Петра западный расизм пришел и к нам, поселился в головах образованного (а, если точнее, власть имущего) класса. Чувство неполноценности этот класс компенсировал тем, что еще не совсем осознанно играл роль маленького «просвещенного» запада в огромной «варварской» стране, всячески отделяясь от нижних сословий – в культуре, привычках, переходя даже в повседневном общении на языки «культурных наций».

И вот это не вполне сознаваемое отделение получило у Карамзина четкое оформление.

Николай Михайлович Карамзин своей «историей государства российского» отделил российский образованный класс от темного русского прошлого. На личности Карамзина невозможно не остановится. Наивный писатель-сентименталист, нравоучитель, западник, певец свобод и, по совместительству, убежденный крепостник, апологет идеологии просвещенного абсолютизма, член московской масонской ложи, Карамзин нанес колоссальный удар по адекватному восприятию российской истории, вообще по историзму. Почему колоссальный?

Николай Карамзин был официальным историографом Российской империи, имевшим монопольные права как на использование всех архивов, так и на написание первой всеобщей истории Российского государства. Так что напрашивается сравнение Истории Карамзина с печально известным кратким курсом истории ВКП (б).

От образа Ивана Грозного, созданного писателем Карамзиным, ни наша история, ни наша историческая литература так уже и не смогли избавиться.