Война и мир в отдельно взятой школе

Все вдруг замолчали и посмотрели на него.

– Ну и чего? – спросил Федя Дорохов.

– Ничего, – на всякий случай сказал Петя. – А вы тут чего?

– Да так, – отозвалась Аня, с трудом сдерживая злобу и желание выгнать всех ребят к черту. – Решаем разные вопросы… Вот скажи мне, Петечка… Do you think children are responsible for the deeds of their fathers? Or not?[6]

– I think no[7], – честно ответил он.

– Спасибо, Петя. Ты умный. Ты хороший. А вы, – она повернулась к остальным, – тоже мне! Нашли главную виноватую!

Глава 2 Kuraga Игорь Малышев [8]

В России ничего не делается быстро. Когда герои нашей истории вернулись с летних каникул, вопрос со сносом Калачёвки все еще не был решен. То ли не хватало какого-то высокого согласования, то ли важные бумаги заблудились в бюрократических лабиринтах, но дело застопорилось.

Все заинтересованные лица напряженно ждали исхода.

В 10-м «Б», как и во многих современных классах, был свой внутренний чатик в WordApp. Там можно было обменяться новостями, выяснить что-то, спросить, как решать задачу в домашнем задании. Пустая болтовня не приветствовалась, спамеры безжалостно банились на неделю и даже больше в случае рецидива.

На последнем уроке, когда химичка по прозвищу Глюкоза, дама за сорок, весьма жесткая и, вопреки кличке, совсем не «сладкая», муштровала класс, смартфоны почти всех ребят вздрогнули, принимая сообщение. Федькин айфон, не переведенный в беззвучный режим, громко тенькнул.

– Дорохов, к доске, – моментально отреагировала Глюкоза.

– Да ё-моё, – тихо выругался Федор. – Что ж так не везет-то…

До конца урока оставалось целых десять минут, и шансы схватить пару были самые очевидные.

Глюкоза вцепилась в жертву, а десятиклассники тем временем успели глянуть на экраны смартфонов.

Писал Андрей Лубоцкий: «Дядя Федор, Лиза, Безнос, Батайцевы, Шерга, останьтесь после урока. Есть серьезное дело».

– Лубок, ты охренел? Ты чего пишешь посреди урока? – наехал на Андрея Федька, когда за Глюкозой закрылась дверь. – Я еле-еле на трояк вытянул.

– Извини-извини, – примирительно поднял руки Андрей. – Но дело срочное, я боялся, что вы разбежитесь. Петька! Безносов! Стой, не уходи. Поговорить надо. Вечно я забываю про твою «нокию».

По техническим причинам Петя был единственным, кто не состоял в чате.

Класс опустел, остались только перечисленные в сообщении и почему-то Вася Селезнев.

– Василий, дружище, ты чего домой не идешь? – спросил Андрей.

Селезнев неловко оглянулся на Шергину и чуть покраснел.

– Да вот тоже решил послушать. Интересно.

– Ну, сиди, если хочешь.

Лубоцкий оглядел собрание:

– Как там у Гоголя было? «Я пригласил вас для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие». Хотя это уже никакое не известие. Короче, отец тут на днях все как следует разузнал. За Калачёвку берутся всерьез. В течение месяца, максимум двух, окончательно решится, будут ее сносить или нет. Правда, Аня?

Между Лубоцким и Шергиной никогда не было особо теплых чувств, скорее ровные, подчеркнуто нейтральные. Андрею не очень нравилось, что Аня по делу и без дела использует свой английский (пусть и вправду безукоризненный), а девушка не без оснований полагала, что Лубоцкий считает себя самым умным. И плюс к тому Аня как ни убеждала себя, так и не смогла полностью преодолеть ощущение, что она здесь самая старшая. Опять же, «Шерга»… В пятнадцатилетнем возрасте клички воспринимаются как само собой разумеющееся, а в семнадцать смириться с ними уже сложнее. Детским садом отдает.

Впрочем, Аня была неплохой актрисой (уже три года играла в любительском молодежном театре), и скрывать от посторонних свои переживания для нее труда не составляло.

– Дюш, Дюша, – подал голос Вася, – мы ж уже все обсудили. Это не ее вина. Она тут вообще не при делах. Ты хотя бы представляешь, насколько серьезные дядьки будут решения принимать?

– Представляю, – заверил его Андрей. – Только у Ани папа тоже, знаешь, не просто так погулять вышел. От его позиции многое зависит, не?

Одноклассники внимательно смотрели на Шергину. Даже Федька оставил GTA и вынырнул из смартфона.

– В общем, так. Ни я, ни моя семья не хотим переезжать куда-нибудь в Бутово или Балашиху. Кого-нибудь тут манит Бутово?

– На фиг, на фиг, – заметил Федька, снова ныряя в экран.

– Я тоже не хочу никуда переезжать, – подал голос Петя, – только, по-моему, Василий прав. От Ани тут вообще ничего не зависит.

– Она дочь своего отца, пусть повлияет! Мне все равно каким образом. Я хочу остаться в своей квартире и своей школе. Меня тут все устраивает.

Сестры Батайцевы поднялись со стульев.

– Ань, правда, поговори с отцом, – заговорили наперебой. – Мы тоже не хотим ни в Бутово, ни в Саларьево! Москва большая! Пусть найдет другое место для своего комплекса!

Лиза Дейнен стояла рядом с Лубоцким, всплескивала руками и увещевала Аню и остальных глубоким красивым голосом:

– Аня, девочки, парни! Нельзя это так оставлять! Андрюша прав, надо что-то делать!

Аня вскочила и закричала, перекрикивая общий гомон: