Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину

Сидя в тюрьме, Стус пишет открытое письмо, в котором требует лишить его советского гражданства: «Иметь советское гражданство — невозможная для меня вещь. Быть советским гражданином — значит быть рабом, — считает он. — Я боролся за демократизацию, а это оценили как попытку оклеветать советский порядок; мою любовь к родному народу, беспокойство о кризисном состоянии украинской культуры квалифицировали как национализм». Но власти не реагируют: в отличие от Солженицына или Бродского, Стус вне фокуса их внимания.

В СССР существует официальная и подпольная жизнь. Есть коммунистическая партия, пропаганда, массовые праздники и отмечающие их граждане, которые делают вид, что верят в коммунизм и светлое будущее, — а на самом деле пытаются раздобыть дефицитные продукты или импортную одежду и мечтают жить «как на Западе». А есть люди, находящиеся во «внутренней эмиграции», — те, кто старается не замечать коммунистической идеологии, не иметь никакого отношения к государству. Самые радикальные из них — диссиденты, которые, подобно первым христианским мученикам, готовы идти на костер, лишь бы не лгать, стараются бороться, даже понимая, что их борьба обречена на неудачу. Василь Стус — один из них.

В СССР российские диссиденты обычно борются за права человека, а украинские — еще и за право говорить на родном языке. Поэтому российских диссидентов обычно обвиняют в том, что они «продались Западу», а к обвинениям в адрес украинцев добавляют, что они «буржуазные националисты» и «бандеровцы» — таковы клише советского КГБ.

Из тюрьмы Стус также пишет письмо самому известному советскому диссиденту, академику Андрею Сахарову. Он подробно описывает, с чем ему пришлось столкнуться, а также жалуется на предвзятость как со стороны КГБ, так и со стороны московских диссидентов, которые относятся к национальной борьбе украинцев без особого сочувствия: «Неужели мы заслуживаем роли париев?» — спрашивает Стус.

Вернувшись после первой отсидки, поэт остается на свободе только восемь месяцев. В мае 1980 года его вновь арестовывают — в рамках подготовки к Олимпиаде в Москве по всей стране сажают всех вызывающих подозрение диссидентов.

Еще до начала своего второго суда поэт отказывается от назначенного государством адвоката: «Официальные адвокаты в СССР выполняют функцию второго прокурора. А второй прокурор мне не нужен», — пишет он в заявлении. Тем не менее на слушание дела приходит молодой государственный защитник по имени Виктор Медведчук.

На первом же заседании обвиняемый требует отвода всего состава суда, заявляя, что в Советском Союзе справедливый суд невозможен по определению. Виновным себя он не признает, настаивает на присутствии советской и зарубежной прессы, а также иностранного адвоката, который может быть предоставлен ПЕН-клубом. Прокурор просит отклонить ходатайство. Адвокат согласен с прокурором. «Я полагаюсь на усмотрение суда» — эту реплику защитник Медведчук будет повторять еще много раз в течение процесса.

На заседаниях адвокат почти не задает вопросов свидетелям. А в своем коротком последнем слове заявляет, что «квалификацию действий Стуса считает верной». Сам поэт в последнем слове собирается требовать суда над КГБ — потому что это «террористическая организация». Но ему не дают произнести последнего слова — и даже приговор выносят в его отсутствие: десять лет лишения свободы и пять лет ссылки.

Через десять дней уже Сахаров, находящийся в ссылке, пишет открытое письмо в защиту Стуса: «1980 год ознаменовался в нашей стране многими несправедливыми приговорами и преследованиями правозащитников. Но даже на этом трагическом фоне приговор украинскому поэту Василю Стусу выделяется своей бесчеловечностью. Жизнь человека ломается без остатка — как расплата за элементарную порядочность и нонконформизм, за верность своим убеждениям, своему „я“. Приговор Стусу — позор советской репрессивной системе».

Никаких массовых выступлений против репрессий и за свободу в Советском Союзе не бывает. «Система действительно была страшная. И своим террором они так выдрессировали народ, что страх был парализующим и это порождало безвыходность, — рассказывает украинский диссидент Степан Хмара. — И даже те, кто не воспринимал систему, — они видели безвыходность. Протесты были невозможны. Таких, как мы, было всего несколько десятков на большую страну. Можно себе представить, в каком состоянии было общество».

В 1982 году умирает руководивший страной 18 лет Брежнев. В следующие три года одного за другим хоронят его престарелых преемников. В 1985 году все ждут, что Политбюро выберет нового лидера — помоложе. Одним из потенциальных фаворитов считается руководитель Украины, гонитель диссидентов Владимир Щербицкий. В марте 1985 года он летит в США. Его принимает в Белом доме президент Рональд Рейган. Это первая за долгое время встреча американского лидера с представителем СССР: отношения между странами находятся в низшей точке.