В некоторых случаях это вполне удавалось. Например, в одном из лучших боевых корпусов армии – Сибирском – вообще не наблюдалось никаких признаков разложения или упадка боевого духа. Другие корпуса, пройдя через период революционного брожения, мало-помалу приходили в норму. Отчасти для контроля за работой воинских частей и штабов, а отчасти – чтобы напрямую на них воздействовать, мне приходилось ездить по армиям с инспекцией. В предреволюционные времена я ограничивался осмотром только войск, находившихся в траншеях на линии фронта. Из резервных частей я посещал только те, что недавно прибыли в мое распоряжение. Разумеется, я мог встретиться только с незначительным процентом солдат, занимающих окопы какого-нибудь из участков фронта, но сам факт моего появления моментально становился известен и во всех соседних секторах, что меня вполне устраивало. В частях, занимавших остальные сектора, узнавали об этом из приказа командования, который распространялся в печатном виде через три или четыре дня после моего приезда. Однако в сложившихся тогда условиях личное общение с людьми приобрело для меня неоценимую важность, поскольку давало возможность оказывать на них непосредственное влияние. Именно поэтому я уже не мог ограничиваться только посещением передовых позиций, но должен был уделять больше времени на осмотр полков, состоявших в резерве корпусов и армий. При этом имелась возможность собирать на смотр целые полки, добавляя к ним специально отобранных людей из частей, дислоцированных неподалеку. Объезд войск, смотр и разговоры с отдельными солдатами всегда заканчивались моим обращением ко всему составу полка. Такие речи я произносил и в дореволюционные времена, но форма их была тогда совсем другой. Кроме того, в прежнее время я всегда отдельно собирал офицеров, причем не только для того, чтобы поблагодарить их за службу, но чтобы указать на все замеченные мной в полку неисправности. В подобных случаях я часто не упускал возможности напомнить этим офицерам некоторые основополагающие принципы, которым должен следовать всякий начальник, желающий облегчить для себя выполнение сложных боевых задач. Я настоятельно советовал офицерам строго относиться к самим себе и к исполнению своих обязанностей, поскольку такое поведение дает им моральное право быть требовательными и с подчиненными. Это означает необходимость всегда и во всем подавать пример младшим по чину – не в том смысле, что в момент опасности следует становиться впереди солдат, являя им образец храбрости, но так, чтобы каждый шаг, как в обществе, так и в частной жизни, был бы достоин подражания. При таких условиях офицеру не требуется во время боя показывать пример, который, как правило, оплачивается ценой крови или самой жизни. Это будет не просто излишним – даже сами подчиненные могут попробовать удержать своего начальника от подобных действий, поскольку не в их интересах лишиться такого командира. Далее я непременно обращал внимание офицеров на то, что не только долг, но и собственная их выгода состоит в том, чтобы находиться ближе к нижним чинам, как можно скорее узнавать солдатские нужды и удовлетворять их; они не должны опасаться, что тесное общение с подчиненными умалит их офицерское достоинство. Разумеется, ни в коем случае нельзя допускать при этом фамильярности. Возможно, в мирное время подобные поучения были излишни, поскольку в них заключались азы профессии военного, но во время войны, принимая во внимание быстрые изменения в составе офицерского корпуса и появление в нем множества молодых людей, не имеющих жизненного опыта, эти советы были незаменимы.
Но странности революционного периода, ревнивое отношение солдатских масс, считавших несправедливым, когда их отделяли от офицеров, необходимость поддержания престижа начальников и неуместность обращения к ним с подобными поучениями в присутствии нижних чинов – все это, к несчастью, привело к отказу от частных бесед с офицерами. Мне приходилось ограничиваться передачей соответствующих указаний старшим начальникам для того, чтобы уже они сами постепенно инструктировали в том же духе подчиненных им молодых офицеров.
Изучение деятельности штабов показало, что все предварительное планирование наступления ведется с большим вниманием. Использовались все методики, разработанные в предыдущие годы кампании. В первую очередь внимание уделялось согласованию действий артиллерии и авиации. Готовились позиции для установки тяжелых орудий, которые должны были прибыть по возможности в последний момент, чтобы их согласованное применение стало для германцев неожиданностью. Во время инспекционных поездок я среди прочего посетил наилучшим образом зарекомендовавший себя 1-й Сибирский корпус под командованием генерала Плешкова[184]
, который сам и привел его из Сибири.