Большую численность медицинских подразделений можно объяснить следующим образом. Во время напряженных боев несколько армейских корпусов, как правило, имеют базой только одну железную дорогу. Следовательно, несколько десятков тысяч раненых должны несколько дней получать медицинскую помощь и питание на месте, прежде чем санитарные поезда смогут перевезти их в ближайшие города с большим населением, в которых, в свою очередь, должны быть устроены вместительные пункты для их приема и обработки. Только после этого раненые на санитарных поездах могут быть отправлены в глубь страны в госпитали. Переправка раненых из полевых лазаретов, куда их на лошадях привозят с линии огня, непосредственно в дальние госпитали потребовала бы больше поездов, чем могла выделить для этой цели любая железная дорога. Кроме того, перевозка происходила бы крайне медленно и наносила вред последующему лечению ранений. Франция имеет высокоразвитую сеть железных дорог и большое количество подвижного состава, причем перевозка происходит на значительно меньшие расстояния. В начале войны французы приняли систему прямой отправки раненых в госпитали, но результаты ее применения оказались более чем печальными. Бывали случаи, когда санитарные поезда прибывали в пункт назначения, пробыв в пути две недели, при этом у значительного процента раненых развивалась гангрена. Какой статистик возьмется подсчитать количество рук и ног, ампутированных по вине этой системы? Парижские улицы могут дать по данному вопросу кое-какие подсказки.
В наших условиях результаты были бы еще плачевнее, если принять во внимание неразвитость наших железных дорог. Их перегруженность делала невозможной своевременную подачу медицинских транспортов и санитарных поездов – в особенности в периоды серьезных боев. Отсюда ясно, что любой армейский корпус должен иметь достаточное количество собственных средств для транспортировки раненых, собственные сортировочные пункты и места для первичной обработки ран.
Для объяснения причин, по которым наши транспортные парки должны быть крупнее, чем в армиях наших союзников или Германии, достаточно вспомнить, что один трехтонный грузовик, который обслуживают два человека, заменяет работу от 120 до 240 одноконных повозок с теми же двумя возчиками при каждой. Следовательно, если армия имеет тысячу трехтонных грузовых автомобилей, что значительно меньше того количества, которым располагают армии наших союзников, они работают как 120–240 тысяч одноконных повозок, обслуживаемых соответствующим количеством обозников. Не меньшую пользу приносят автомобили, применяемые союзниками для перевозки своих раненых из полевых госпиталей в базовые. В случае настоящей необходимости эти автомобили могут работать круглосуточно, требуя только смены водителя, тогда как конный санитарный фургон – не более десяти часов в день. Если к тому же принять в расчет наши скверные дороги, то становится ясно, что даже то умеренное количество санитарных автомобилей, которыми мы располагаем, может быть использовано далеко не всегда.
Несмотря на упомянутые условия и огромные трудности с доставкой в войска всего необходимого во все увеличивающихся количествах, за два с половиной года войны наши армии не испытывали действительных трудностей во всем, что касается снабжения продовольствием и обмундированием. Трудности возникали только с получением сапог, но со временем, с помощью общественных организаций, положение было исправлено.
Чтобы дать исчерпывающее представление о работе наших медицинских служб, я должен упомянуть следующее: большинство наших раненых получают первую помощь в полевых условиях; способные ходить идут на перевязочный пункт; тяжелораненых санитары относят на носилках в дивизионный лазарет или в подвижные передовые санитарные отряды, принадлежащие неправительственным организациям под эгидой Красного Креста.