– Это дадим. Но без огласки, сугубо неофициально. И сколько времени вы у нас просите?
– Хотя бы месяц. Когда начнутся шторма, русским будет затруднительно снабжаться по морю. И дороги снегом заметет. Будут шансы заключить мир на более приемлемых условиях.
– Хорошо. Я передам ваши предложения в Вашингтон. При условии, что вы не будете разбиты. По моему личному мнению, ответ будет благоприятный. Ну а если последуют военные успехи – то возможно и возобновление поставок, неофициально, разумеется. И мы закроем глаза на вашу эскадру, сейчас совершающую переход из Филадельфии.
– О большем я не мог и мечтать, господин посол!
– Удачи, Ваше Величество.
– Ваше Величество, вы обещали военные успехи. По последней информации, дивизия «Асгард» полностью уничтожена, танковая дивизия «Мьельнир» подверглась массированному авианалету и понесла большие потери. Фронт рухнул, дороги на юг забиты вашими бегущими в панике «героями» – от которых и стало известно о разгроме, так как ваш штаб полностью утратил связь и управление войсками на севере. И как мне сказали ваши генералы, из названных вами тринадцати дивизий восемь являются кадрированными, то есть закончат развертывание не раньше чем через неделю – пока же бросать войска по частям под русский стальной каток – это обречь их на бессмысленное уничтожение, так что нет шансов остановить советское наступление до самого Тронхейма. При том, что у Советов полное господство и в воздухе и на море. В свете этого я вручаю вам ноту моего Правительства и настоятельно рекомендую капитулировать. Можете утешить себя тем, что совсем недавно точно так же бежала германская армия, от Вислы до Одера и от Одера до Рейна.
И лично от себя советую – решайте быстрее. Чтобы наши оккупационные войска могли приступить к выполнению своих обязанностей, спасая вас от нашествия русской орды.
– Что решим с «Охотой»? Деньги уже ушли, французам заплачено, «висельники» куплены и ждут.
– Вопрос лишь, что будет после? Со стороны русских – или тех, за Дверью… Если она есть.
– Игра стоит свеч. Если кто-то решил лично принять участие в сафари – то он не должен обижаться, когда сам станет дичью. Не думаю, что даже те, о ком вы говорите, обидятся по-крупному. В крайнем случае еще одну оплеуху от них можно перенести – за такую информацию!
– Еще тысяч десять наших парней? Или сожженный Нью-Йорк?
– В контексте конфликта даже не цивилизаций, а вселенных, это приемлемые потери. Даже полезные – в плане мобилизации американской нации и изживания в ней всякой симпатии к русским.
– Надейтесь, что эти ваши слова никогда не станут известными избирателям.
– Как и иные ваши дела. Итак, что решим?
– Кто за это ответит?
– А у нас есть другая кандидатура, кроме Дуга? Или вам так хочется, чтоб в Штаты вернулся Макартур-победитель?
– Если он предстанет перед Сенатской комиссией, будут проблемы.
– А если не предстанет?
– Ну, если так… Тогда, может быть, повесим на него и страховку на самый последний случай?
– Ту, что «потерялась» по пути в Синьчжун? Пятнадцать тысяч тонн, в пересчете на тротил.
– А это имеет значение?
– Действительно. Какая разница, с какой силой мы дернем за усы уже разозленного тигра?
– Положим, Советы сами официально заявили, что их людей в банде Ли Юншена нет. Значит, мы в своем праве.
– И как вы после намерены получить информацию с трупа? Если там есть человек «оттуда»?
– В этом случае – никак. Просто покажем, и русским, и другим, что мы тоже не прощаем крови своих парней.
– Тогда принято. Единогласно?
Мирно сижу на крылечке, смотрю на восход, который алеет.
Мирный такой китайский городок – вроде трупы с улиц уже все убрали? Погибших в процессе триумфального шествия советской власти – у нас в России было, как записано в учебниках истории, с конца 1917 по начало 1918 года, ну а тут наступило сейчас, нашими стараниями. И это ведь еще цветочки – отняли, поделили, порадовались. Ягодки, а то и просто арбузы-мутанты начнутся, когда плоды победы станут делить!
Не воспевание жестокости – а точное описание духа китайской революции, наблюдаемой сейчас мной лично. Когда расстрелы это роскошь, поскольку патрон, вещь покупная, стоит дороже, чем человеческая жизнь, – а оттого изобретательность в способах лишения оной доходит до таких высот, что у сценариста голливудских ужастиков фантазии не хватит. Впрочем, если в этой реальности в СССР за каким-то чертом станут показывать такие фильмы, я буду смотреть их как забавную клоунаду. После того, что видел здесь.