Война или мир

Нет, русские вели себя в целом прилично, не грабили, не бесчинствовали. И не загоняли всех в «колхозы», как пугали газеты, привозимые с юга, – что всех на работу строем, и комиссар с плеткой указывает, кому и чем заниматься, а кто будет плохо работать, тому еды не дадут. Но гнули все так, что работать на себя становилось невыгодно. Коммунам и скидки с налога, и горючее дешевле – а единоличников обложили так, что едва сводишь концы с концами, от хорошей жизни, что ли, Эриксен занялся тем, что везет сейчас? Это ведь не контрабанда, если поймают – в этом Советы были неумолимы: капитану судна расстрел, всему экипажу тюрьма, если повезет, а могут и их тоже… И на всю общину штраф, значит, и жене Марте с дочкой Хельгой житья не станет. Конечно, Эриксен был в коммуне очень уважаемым человеком, и не было принято по вековым неписаным законам выдавать своих чужакам; пожалуй, и знал кто-то, чем Эриксен занимается, уж сосед, старый Йен Клаусен, точно догадывался, но с доносом в русскую комендатуру не шел, но по тем же правилам – подставлять под удар всех было очень нехорошо, так что все молчат, лишь пока Эриксена не поймали. Так и в войну было то же самое – общее молчание, круговая порука и угроза попасть в гестапо, если не повезет, но Один и Локи оказались милостивы! Так и теперь.

Что еще остается? Советские не могут понять, чем норвежская община отличается от русского колхоза. А истина в том, что на суровом побережье, где до мая снег лежит и берегом не прокормишься, а на море частые шторма, выжить самостоятельно могут лишь очень большие и крепкие семьи, где много сильных работников. А прочим приходится объединяться в коммуны, поддерживающие друг друга, вместе заботящиеся о детях и стариках, но все же это больше похоже на стаю вольных волков, чем на стадо овец, послушное пастуху. При понимании того, что полностью свободным не выжить, возможность свободы ценилась весьма высоко. Иметь свое судно, пусть не такие как «Фенрир», двухсоттонный китобоец, на котором Свен Матиссен перед войной ходил в воды близ Антарктиды, но и восьмидесятитонная «Марта» тоже вполне соответствует тому, что подобает крепкому хозяину! Стоять на палубе и знать, что ты – капитан, а не наемный работник. Разве это не стоит риска? И кто ходит в море уже почти полвека, с малых лет, давно уже привык к опасностям. В конце концов, немцы так и не поймали. А сегодня туман.

Где сейчас Матиссен, жив ли он? В сороковом, когда немцы напали и сухопутные бежали или сдавались, флот Норвегии, особенно тут, на севере, оставался организованной военной силой до самого конца, целых три месяца. «Фенрир» был мобилизован, получив 47-мм пушку времен еще той Великой войны, исправно выходил в море искать немецкие субмарины, а затем Матиссен увел свой корабль в Англию, и больше про него ничего не известно. А такая мелочь, как «Марта», даже вооружения не удостоилась, хотя могла бы, но и у англичан, и у немцев была граница: что свыше ста тонн, брали во вспомогательный флот, тральщики или сторожевики, а что меньше – дозволяли по-прежнему ловить рыбу.

Да, мало нынче осталось на севере самостоятельных хозяев – кто не хотел подчиниться, убежали, кто на юг, кто в Англию, а кто и за океан. Но и северные, и южные пока еще помнили, что они – норвежцы; и ведь бывало, что и родственники оказывались по разные стороны границы, и никто особо не запрещал им плавать друг другу в гости. А кто-то и возвращался, как сынок Клауссена, Карл, дружок и одногодок моего Юхана, и говорят, что не с добром он вернулся, Юхан у него припрятанный «стэн» видел, зачем рыбаку автомат? Стал у молодых заводилой, правда, пока лишь собираются и песни поют во славу нашего доброго короля Хокона… однако уже грозят кулаками бока намять любому, кто покажется им «трэлем» при русских[32] и недостаточно почтителен к Его Величеству! А когда приезжали в деревню советские из комендатуры, офицер с полудюжиной солдат, так храбрый Карл спрятался и сидел тише воды ниже травы, – а после, напившись пьяным, орал на всю улицу, что скоро наш король вышвырнет вон славянских недочеловеков, да еще и землю Мурман у них заберет. По-честному, Эриксен не возражал бы, если бы все стало, как до войны. Но страх был – в войну все его дети живы остались, а теперь что будет?

А жизнь менялась. Все чаще в этих водах появлялись целые флотилии траулеров, и русских из Мурманска, и немецких из Гамбурга. А в прошлом году в сезон с траулерами приходил большой пароход, на который прямо в море сдавали улов, причем говорили, что там, на борту, из рыбы сразу делают консервы! Если так пойдет дальше, то такие, как Эриксен, станут не нужны – и рыбы в море не останется, и при такой ловле она выходит дешевле. Может, и вправду еще один или два таких рейса, только фунты не тратить, а припрятать – и податься в Англию, где нет никакого коммунизма?

Тут Маркус выкрикнул: там шум мотора в тумане, справа и впереди! И это не рыбаки – что-то мощное и быстрое! Видимость была кабельтова два, не больше, оставалась надежда, что не заметят. Нет – похоже, прямо на нас идет!