Война или военная преступность. Сборник публикаций

В этих откликах из C1US меня задело несколько вещей. У меня возникло сильное впечатление, что в настоящее время Институт взял на себя роль надзирателя за «раскольническими» взглядами на историю Украины в XX столетии. Никто из тех, кто ответил Косташ, Марплсу или мне, не является специалистом в этой области. Koiyr — прекрасный историк, специалист по истории Украины XVII–XVIII вв.; Клид написал диссертацию по украинской интеллектуальной истории XIX в., а затем перешел к изучению украинского хип-хопа; Балан — специалист по украинцам, живущим в Канаде. Насколько мне известно, никто из них не вел курс на университетском уровне ни по голоду, ни по Холокосту и не публиковал научных статей по этим темам. Что побудило их занять такую жесткую позицию? Ясно, что они верят мифологизированной истории. C1US отводит главное место в своих ежегодных лекциях памяти Шевченко, а в ряде семинаров немало времени отведено ведущим сторонникам линии ОУН-УПА-Голодомор: Петру Поточному, Миколе Рябчуку и Роману Сербину. Критические мнения полностью отсутствуют по крайней мере по двум нашим важнейшим темам — Голодомору и Холокосту. Складывается впечатление, что, мол, оппоненты не считают, что миссией CIUS должно быть повышение уровня украинской дискуссии. В их представлении он, по-видимому, должен стоять на страже ортодоксальных представлений украинского сообщества. Я остаюсь на своей позиции, сформулированной в моем ответе Когуту на его публикацию в Literary Review of Canada: «Будет лучше, если ученые и интеллектуалы будут ставить под сомнение националистическую мифологию и тем же усложнять задачу ее приверженцев, а не становиться под их знамена»[47].

В то же время я хотел бы отметить, что те, кто так резво ринулись в бой, ощутив угрозу для мифов, никак не среагировали на бесчисленные антисемитские интерпретации украинской истории XX в., которые звучали в ходе последующих обсуждений. Например, Аскольд Лозинский в статье, которая появилась в Kyiv Post, широко распространялась по разным электронным каналам диаспоры и содержала осуждение наших с Марпсом взглядов на ОУН-УПА и Холокост, пишет: «Даже те лица, которые сами на протяжении многих лет были лицами без гражданства и часто угнетенными, продолжают искать новых демонов, чтобы избежать ответственности за не столь уж безупречное прошлое и сохранить огонь памяти для своих собственных — еврейских — трагедий»[48]. И далее: «Хотя есть расхождения в отношении трактовок того, что случилось во Львове, и личностей виновных, не вызывает сомнений, что Советы оставили после себя кровавую картину — тюрьмы, переполненные трупами украинских заключенных, скопившихся на протяжении почти двух лет между заключением Пакта Молотова — Риббентропа и вторжением нацистов в Западную Украину. Не вызывает сомнений и то, что в этот период правления Советов в Западной Украине многие евреи служили в советской тайной полиции. Естественно, г-н Химка не упоминает об участии евреев [в этих преступлениях], что, возможно, прояснило бы мотивы поведения некоторых их притеснителей»[49]. Марко Левицкий, редактор Ukrainian News, опубликовал в Edmonton Journal письмо с опровержением взглядов Марплса, в котором говорилось: «До вторжения Германии сотрудники советского НКВД, в котором евреи составляли непропорционально большую долю, участвовали в убийстве от 4 000 до 8 000 гражданских заключенных — это факт, который, как надеялись нацисты, подвигнет украинцев на возмездие»[50]. Пер Рудлинг возразил ему в той же газете, сказав, что он вызывает «призрак иудео-коммунизма». Левицкий «подтвердил» свою точку зрения, отметив, что, хотя евреи составляли лишь 1,78 % населения СССР, среди руководящего состава НКВД их было 3,92 %[51]. Аргументация Лозинского и Левицкого, да и других защитников националистов, равнозначна утверждению, что, убивая евреев, ОУН и УПА ссылались в первую очередь на то, что евреи были коммунистическими преступниками. Ни один из участников спора из CIUS не чувствовал необходимости скорректировать иудейско-большевистскую интерпретацию современной украинской истории. На мой взгляд, это свидетельствует о серьезном смещении приоритетов.