Война индюка

— Как при революции! — воскликнула Трейси. — Можно, я тоже буду помогать?

— Можно, — согласился Морис. — Только не напрягайся слишком сильно, а то надорвешься, папа с мамой расстроятся. Лучше чай завари. Электроплиткой пользоваться умеешь?

— Умею, — кивнула Трейси.

Налила в чайник воду из кувшина, поставила на плитку, воткнула вилку в розетку, щелкнула тумблером.

— Анжела, не стой столбом, — сказал Морис. — Помоги подтащить стол к двери, я один не справлюсь, у меня сердце больное.

Они забаррикадировали дверь: вначале столом, затем подтащили какой-то комод, попытались подвинуть шкаф, но тот оказался слишком тяжелым. Морис к этому времени сильно запыхался, тяжело дышал и то и дело вытирал пот со лба.

— У тебя и вправду сердце нездоровое, — сказала ему Анжела. — Тебе черной белены попить надо, она от стенокардии помогает.

— От стенокардии меня уже лечил один козел, — пропыхтел Морис. — Опиумом. Думаю, Рейнблад подослал.

— Нет, не он, — подала голос Трейси. — Дядя Гера умный, он знает, что чем лечат.

— Потому и подослал, — сказал ей Морис. — Он тогда как раз Джексона свалил, стал кардиналом, захотелось новых подвигов. Думаю, он меня сначала отравить хотел, а потом решил, что так даже лучше.

— Вы такой интересный, дядя Морис, — сказала Трейси. — Я думала, вы такой… гм…

— Глупый? — уточнил Морис. — Это ты правильно думала, я действительно глупый был. От наркотиков глупеют, даже от разрешенных. Кстати, спасибо, Анжела, что башку мне на место поставила.

— Благодари Гею, — сказала Анжела. — Я молила Гею о чуде, и создательница вселенной явила его.

Морис улыбнулся и сказал:

— Ну, зеленые человечки на сияющих кораблях пока еще не прилетели.

— Чудеса бывают разные, — серьезно произнесла Анжела. — Не всякое чудо видно как чудо.

— Спасибо, центурион, — сказал Морис.

Трейси хихикнула. А Анжела не отреагировала, потому что не поняла человеческой шутки.

— Чай заварился, — сказала Трейси.

— Заварился — разливай, — сказал Морис.

— Я не умею чайную церемонию делать, — сказала Трейси.

— Я тоже, — сказал Морис. — Разливай, как придется.

Она разлила чай по чашкам, разложила печеньки по блюдцам. Некоторое время они прихлебывали чай и хрустели печеньками, затем Анжела спросила Мориса:

— Ты больше не думаешь, что спишь?

Морис пожал плечами и ответил:

— Не знаю. Если я сплю, то мой сон перестал быть кошмаром. А если не сплю — значит, переживаю самое захватывающее приключение в своей жизни. Интересно, как о нем напишут в школьных учебниках.

— Так и напишут, как было, — сказала Трейси. — В книгах всегда правду пишут.

Морис захохотал, подавился печенькой и стал кашлять. Анжела похлопала его по спине.

— Спасибо, — сказал Морис, откашлявшись. — Уфф… Нельзя же так смешить старого человека! Скажешь тоже — в книгах правду пишут, ха-ха-ха!

— У нас в книгах всегда пишут правду, — сказала Анжела.

— У вас, небось, книга только одна — ваше гейское священное писание, — предположил Морис.

— Нет, — покачала головой Анжела. — Есть еще техническая документация, учебники для школ…

— И что, у вас в учебниках правду пишут? — деланно удивился Морис. — Так и пишут, дескать, мы, богомерзкие еретики-фанатики…

— Не надо смеяться над Геей, — тихо сказала Анжела. — Гея — это святое.

— В жизни много святого, — сказал Морис. — Если ни над чем не смеяться, станет грустно и уныло.

Он допил чай из чашки, протянул руку к чайнику, Трейси сказала:

— Там пусто, давайте я новый заварю.

Встала, пошла заваривать. Морис посмотрел на Анжелу, она закрыла глаза, а ее огромные уши мелко подергивались.

— Что-то услышала? — спросил ее Морис.

Уши Анжелы перестали дергаться. Она открыла глаза, пожала плечами и сказала:

— Там за стеной что-то шуршит.

— Мыши, наверное, — предположил Морис. — У меня во дворце их тоже было немеряно. Травят их, ловушки ставят, а им все равно. Жалко, что кошка — мифическое животное.

— Мыши — это такие грызуны маленькие? — уточнила Анжела.

Морис кивнул.

— Непохоже, — сказала Анжела. — Там что-то большое ворочается.

— Гм, — сказал Морис. — А где конкретно?

Анжела встала, протянула руку, чтобы показать, где конкретно, и в этот момент ее голова взорвалась. Морис выхватил бластер, перевел регулятор мощности на четвертую отметку (чего уж мелочиться), но на спуск нажать не успел. Пулька угодила ему в плечо, брызнула кипящая кровь, левая рука Самого Дорогого Господина отделилась от туловища и повисла на рукаве рубахи. А в следующее мгновение Морис рухнул наземь, уже мертвый.

Трейси коротко взвизгнула, распласталась ничком по полу и быстро поползла по-пластунски под диван. Из дальнего конца комнаты донесся зловещий треск, из висящего на стене портрета святого Менделеева высунулось лезвие ножа. Резво пробежало вдоль рамы сверху донизу, и еще раз сверху донизу вдоль другой стороны. И еще два раза поперек.

Кто-то дернул за холст с другой стороны, портрет мифического святого превратился в портрет реального Зака Харрисона. Но на самом деле это был не портрет, а дыра в стене.